Селена показала ей язык. Аметист сердито покраснела. У них над головами заморгала лампочка. Эиен удивленно смотрела то на одну, то на другую. С Аметист она уже успела познакомиться, и теперь не могла понять, кем ей приходится Селена: другом или врагом.
Дверь снова распахнулась. Эиен повернулась к вошедшему и замерла. И пропала.
Вошедший был совершенен всем. Широкими плечами и узкой талией, высокой стройной фигурой, длинным фиолетовым плащом, небесной синевой глаз, красивыми и мужественными чертами лица, и белоснежным шелком длинных ухоженных волос. Он разомкнул свои тонкие, четко очерченные губы и глубоким бархатным голосом произнес:
— Селена, тебя искал Уизгис.
— Ну Аль! Чего тебе стоило застрять в коридоре и дать мне немного больше времени на болтовню с подружками?..
Голос притворно возмущенной Селены донесся до нее словно сквозь вату… Эиен едва ли понимала, что та говорит. Она тряхнула головой, приходя в себя, но прекрасное видение не исчезло. Незнакомый молодой человек стоял, скрестив руки на груди. Одна прядь светлых волос выбилась из прически, и вот она-то окончательно убедила Эиен в том, что перед ними не видение. Как там Селена сказала… Аль?
Селена неохотно поднялась с кровати, и Аль посторонился, пропуская ее к выходу. Он настороженно оглядел девчонок: возмущенную Аметист, растерянную Эйлиту и пожиравшую его глазами Эиен.
— Я помешал Селене кого-то загрызть? — насмешливо поинтересовался он.
— Пока еще нет, — пожала плечами Эйлита.
— Ну смотрите, — Аль обвел девчонок еще одним, но уже строгим взглядом. — Селена за лето не забыла, с какого конца браться за лопату. Старшекурсницы уже пересказывают младшим страшилки про нее. А теперь простите, мне нужно найти Барбатею.
Дверь тихо закрылась за ним.
Аметист и Эйлита переглянулись.
— А мальчик подрос за лето, — хмыкнула каменная фея. У Аля отросли волосы, голос сделался красивее и глубже, стали тверже и мужественнее черты лица. Хоть Аль был не по девушкам, а Эйлита была по Николасу, нельзя было не признать, что фей похорошел…
— Девочки… А кто это был? — тихо, почти шепотом спросила Эиен.
— Преподаватель артефактологии, профессор Нейтан, — ответила Эйлита. Бедная Эиен! Не успел начаться учебный год, а в Аля уже влюбляются юные, полные надежд бедняжки!
***
Мимо Эйлиты и Аметист пролетели три дня, повзрослевшая и похорошевшая Алиса, проспоривший Уизгису Аль в платье Гризельды. В фея втрескались еще восемь первокурсниц, одиннадцать были сражены зрелой эльфийской красотой Палладиума. Две пока воздержались от влюбленностей, одна уже состояла в отношениях, более того — помолвлена. В столовой произошел инцидент с супом: в нем оказались галюциногенные грибы, те самые, знакомые по второму курсу «драдапыздики». Подозрения привычно пали на Селену, но потом оказалось, что свеженабранные первокурсники тоже не лыком шиты.
Эйлите было немного скучно коротать деньки в компании одной лишь Аметист. Алиса, Аль и Селена с этого года стали полноценными преподавателями с полноценным списком обязанностей и присоединялись к ним не так часто, как хотелось бы. Но все равно Эйлите нравилась учеба на четвертом курсе. Больше не было нудной теории, контрольных и проверочных — они сменились философскими лекциями о сущности магии, где не было правильных и неправильных ответов, важен был сам процесс размышления над вопросом. Зазубривание десятков заклинаний сменилось тихим, вдумчивым разбором одного сложного, на постижение одной только сути которого могло уходить несколько уроков, а на освоение на практике — целые недели. Способы борьбы с опасными созданиями уступили место основам дипломатии в отношениях с магическими существами. Ответы на вопросы надо было искать не только в библиотеке, но и в своем сердце.
Эиен оказалась нормальной девчонкой, стоило только познакомиться поближе, без присутствия Селены и без Аля в зоне видимости. Она была немного стеснительной, чем-то похожей на Аметист, какой та была на втором курсе. Но если ей удавалось преодолеть свою стеснительность, она становилась очень любознательной и целеустремленной.
У нее была сила… которую она и сама не могла толком описать. Эиен рассказала, что сила проявилась после неудачного эксперимента. Ее новый странный дар преобразовывал предметы, вещества и явления во что-то другое, совершенно непредсказуемо и бесконтрольно. Многие именитые чародеи пытались изучать, запирать, обуздывать, исследовать ее силу, и все они лишь выяснили, что даром можно управлять при помощи рун. Иногда у Эиен срабатывали рунические заклинания. Или не срабатывали. Или вылетали стекла в окнах, падала штукатурка с потолка, взрывались водопроводные трубы, высыхали комнатные цветы. Еще руны сдерживали произвольное срабатывание силы и самые опасные проявления магии: Эиен рисовала их прямо на коже рук и заматывала сверху бинтами, чтобы не стирались. Вишенкой на торте было то, что она трансформировалась как фея. Наличие этой трансформации и стало решающим аргументом при приеме в Алфею. Конечно, не прими Фарагонда в школу «переходную» фею, Алфея бы оказалась в центре скандала!
Эиен не была ни принцессой, ни героиней пророчества, ни сиротой, потерявшей семью и поклявшейся отомстить, ни таинственным найденышем, не знавшим своего прошлого. Не считая своей необычной силы, Эиен была довольно заурядной девочкой — с мамой, папой, домом. Родители жили тут же, в Магиксе, держали лавку всяких ингредиентов, амулетов, работали с частными заказами. Прошлые законы, запрещавшие темномагическую деятельность, не сильно затрагивали их: родители были алхимиками, а алхимия — больше про превращения и метаморфозы веществ, чем про темную или светлую магию.
Так что постепенно парочка, состоявшая из Эйлиты и Аметист, стала троицей, и они стали шататься по школе вместе, показывая Эиен все ее закоулки и вспоминая, что с ними там происходило…
— Ослиное упрямство! — раздался из-за двери лаборатории крик Палладиума.
— Ноготь тролля! — ответила ему Селена.
Девчонки остановились у двери и заинтересованно прислушались.
— Волосы кикиморы! — продолжал Палладиум.
— Мухомор перезрелый!
— Каракатица ушастая!
— Мунда волосатая!
Аметист недоуменно оглянулась на подруг. Что там не поделили Палладиум с Селеной, из-за чего перешли на личные оскорбления, да еще и такие специализированные?
В лаборатории что-то загрохотало.
— Гриб тонконогий!
— Чучундра подземная!
Эйлита, не выдержав мук любопытства, тихо приоткрыла дверь.
Там происходило не то, чего она ожидала. В разных концах лаборатории, каждый под своей вытяжкой, стояли два котла: один исходил зеленым паром, другой вонюче чадил коричневым дымом.
— Рыжая гусеница! — выразительно и с негодованием сообщила Селена Палладиуму, кидая в коричнево-дымящий котел что-то сушеное из большой банки. Аль, сидевший рядом, на секунду перестал давиться смехом и поставил в блокноте галочку.
— Бабочка райская! — ответил ей Палладиум, высыпая в котел с зеленым паром содержимое маленькой коробочки.
— Неубедительно! — резюмировала Алиса, ставившая галочки за Палладиума, и они с Алем снова захохотали.
— Уши бородавчатки и перерыв на двадцать четыре с половиной минуты, — сказала Селена, отходя от своего котла.
Аль, самый смешливый из всех, наконец, дал волю хохоту, и лишь макнувшись волосами в селенино варево, успокоился и отправился отмываться в раковине.
Палладиум устало откинул с лица растрепавшиеся волосы и только сейчас заметил в дверях трех любопытных учениц. Присутствующие тут же подобрались и словно невзначай загородили спинами свои котлы, настороженно поглядывая на Эиен.