Через несколько мгновений юная богиня стояла над разбросанными останками самых нежных существ леса. В глазах, блестящих от непролитых слез, она разглядела тела лани и двух ее новорожденных оленят. Судя по всему, все три оленя умирали медленно. На рыжевато-коричневых шкурах было множество мелких злобных ран. Большинство из них были проколами, как от удара мечом или копьем, но были и следы работы когтей и зубов. Но это не дело рук животного, в этом Эйлистри была уверена. Ни одно животное в лесу не станет убивать, разве что ради еды. Эта бессмысленная резня была чем-то совершенно иным, чем-то ужасным, что она не могла себе представить. Кто бы это ни сделал, он убивал просто ради удовольствия.
Внезапно Эйлистри поняла, как назвать миазмы, висевшие в лесном воздухе, словно туман. С этим она никогда не сталкивалась, но узнала, что это такое: среди деревьев Арвандора гуляло зло.
Богиня отвернулась от мрачного места, ее серебряные глаза сканировали истоптанную, пропитанную кровью листву. Она выследит того, кто это сделал, а затем предаст его суду Совета Селдаринов. След убийцы будет легко проследить: ноги, сделавшие его, были небрежны и неуклюжи. Но прежде чем начать, она возвысила голос, как ворон. Олени были частью круга природы, и, призвав воронов, она, по крайней мере, придаст их смерти хоть какое-то значение.
Эйлистри не успела далеко уйти, как поняла, что это конкретное зло ходит не в одних сапогах. Одно существо убило оленя, но его путь вскоре сошелся с путем другого. И вскоре после этого пара следов была поглощена широкой полосой примятой и вытоптанной листвы.
Молодая охотница опустилась на одно колено, чтобы изучить след. Многие прошли мимо, слишком многие, чтобы она могла различить отдельные следы. Испугавшись, она прижала ухо к земле. Звук, донесшийся до нее, был похож на раскаты далекого грома.
Девушка вскочила на ноги и проворно вскарабкалась на древний дуб. С этого дерева она перебралась на другое, потом еще на одно, следя за захватчиками сверху. Глаза у нее были зоркие, и среди деревьев она двигалась почти так же быстро, как на земле. Вскоре захватчики оказались в поле ее зрения.
Их было сотня, возможно, больше, и все они были богами. Эйлистри не могла назвать имена многих из них, но некоторых узнала: громоздкое рыжее существо было Храгек, богом жукомедведей; божество гоблиноидов было тем, чье имя она слышала, но не могла вспомнить. Их возглавлял хромой, покрытый боевыми шрамами Малар, который был так изранен, что, казалось, его гнала вперед только злоба. Все они были вооружены куда лучше, чем требуется для охоты, и с мрачной решимостью шли по прямому пути в Арвандор.
Как это было возможно, Эйлистри не знала - путь в Арвандор был известен только эльфам и другим лесным жителям. Она также не могла сказать, как получилось, что эта разношерстная армия протопала через лес, рыча, толкаясь и пихая друг друга, не издав ни единого звука, возвещающего о их приближении.
Юная богиня отчаянно желала лунного света, ведь Сеханин показала ей, как перемещаться по нитям этой магии с помощью одной лишь мысли. Сама Эйлистри не отличалась особой магией, и сосредотачивалась она в основном на простых вещах: знании трав и врачевании, особом общении с лесными существами, любви к музыке и танцам. Ничто из этого не могло пригодиться сейчас, кроме, пожалуй, ее умения охотиться.
Богиня испытывала искушение послать на армию небольшой шквал стрел. У нее был колчан, полный прекрасных стрел, и непревзойденная меткость. Несомненно, она могла бы сразить десяток или больше, прежде чем им удалось бы стащить ее с возвышения.
Но что потом? И что станет с другими эльфийскими богами, когда эта армия нагрянет на них без предупреждения? С трудом Эйлистри удержалась на ногах. Она была дочерью Кореллона Ларетиана, и первым ее долгом был эльфийский пантеон.
Решительно сжав челюсти, Эйлистри легко пронеслась сквозь кроны деревьев, чтобы выполнить долг. И все же в ее сердце жила гордость за то, что именно она подняла тревогу. А еще ее подстегивала надежда, что Кореллон, лучший эльфийский воин, вознаградит ее усердие, предоставив ей место рядом с собой во время грядущей битвы.
Она была уверена, что он так и сделает, и не только за ее зоркий глаз и быстрый доклад. Эйлистри провела большую часть предыдущей ночи, разыскивая на болоте потерянные ножны своего отца. Кореллон очень дорожил ими, потому что Арошни сделала их, и он всегда носил их в бою как знак своей возлюбленной. Эйлистри с тоской подумала, не полюбит ли он ее еще больше, когда она вернет ему такое сокровище.