— Тесла… оказала… мне… огромную услугу, — продолжал он, запинаясь. — Такую услугу… что я… всегда буду… ей благодарен.
Он облизнул губы. Он нервничал, и во рту у нее пере сохло.
— Но ты… ты занимался этим… с ней, а ведь я мужчина… — Он затряс головой. — Не могу — Когда Рауль заговорил, Люсьен инстинктивно прикрылся рукой.
— Я уверен, что ты хотел доставить ей удовольствие, — Рауль помолчал. — Но то, что доставляет удовольствие Тесле, невыносимо для меня. Понимаешь?
Люсьен промолчал.
— Я хочу, чтобы ты понял, — продолжал Рауль. — Хочу, чтобы ты не принимал на свой счет. Ты ни при чем Честно.
При этих словах Люсьен подобрал с пола белье и начал одеваться.
— Вот и все, что я могу сказать, — заключил Рауль. — Я оставлю вас, чтобы…
Тесла вклинилась в разговор, не дав Раулю закончить фразу.
— Люсьен! — обратилась она к юноше. — Что ты дела ешь?
— Это кто из вас? — мрачно спросил он.
— Это я, Тесла.
Она поднялась с кровати, набросив на себя простыню, и присела перед ним на корточки. Люсьен продолжал одеваться.
— Я понимаю, наверное, раньше тебе не приходилось слышать ничего подобного…
— Ты права.
— А как насчет Кейт и Фредерики?
— С Кейт я не трахался, С Фредерикой тоже. — Голос у него дрожал. — Почему ты меня не предупредила?
— Я не думала, что нужно.
— Я занимаюсь этим с мужиком… А ты «не думала, что нужно»?
— Погоди. Значит, дело в этом? — Она выпрямилась и посмотрела на него снизу вверх. — Где же твоя любовь к приключениям?
— Наверное, вся вышла. — Он натягивал ее старые джинсы.
— Ты уходишь?
— Ухожу.
— Куда?
— Не знаю. Поймаю попутку.
— Послушай, останься хотя бы до утра. Мы ничего не будем делать.
Она услышала в своем голосе отчаяние и выругала себя. Что такое? Один раз трахнулись, и ей уже не дожить одной до утра?
— Ладно, — согласилась она— Если ты хочешь уехать, иди лови попутку. Ты ведешь себя как подросток, но это твои проблемы.
Она удалилась в ванную и включила душ, напевая как будто себе под нос, но достаточно громко, чтобы он понял: ей нет до него дела.
Через десять минут, когда она вышла, его не было. Мок рая после душа, она села на край кровати и окликнула Рауля:
— Вот мы опять вдвоем.
— Ты справилась лучше, чем я думал.
— Если через несколько дней мы еще будем живы, — сказала она, — мы разделимся. Понял?
— Понял.
Они замолчали, и Тесла подумала, что уже забыла, как жить одной.
— Тебе действительно было так плохо?
— Омерзительно.
— Ладно, зато теперь ты знаешь, от чего избавлен.
— Так ослепи меня.
— Что?
— Это Тиресий.
Она все равно не поняла.
— Ты что, не знаешь этой истории?
В этом заключался один из парадоксов, который они обнаружили: бывшая обезьяна Рауль, получив образование от Флетчера, знал куда больше мифов, чем профессиональный литератор Тесла.
— Расскажи, — попросила она, откидываясь на подушку.
— Сейчас?
— Ты лее оставил меня без развлечений. — Она закрыла глаза. — Давай рассказывай.
Не раз уже он рассказывал ей древние легенды. Про похождения Афродиты, про странствия Одиссея и падение Трои. Но рассказ про Тересия как нельзя лучше подходил к их теперешнему положению. Вскоре Тесла уснула, и ей приснилось, что фиванский прорицатель Тиресий (если верить легенде, он побывал и мужчиной, и женщиной; однажды он заявил, что женщина получает в десять раз больше удовольствия, чем мужчина, и разгневанная богиня ослепила его за то, что он выдал эту тайну) ищет ее по «Америкам» и находит на развалинах Паломо-Гроува. Там они наконец занялись любовью, и земля приняла их в свои объятия.
II
1
Примерно в то самое время, когда в Орегоне, к югу от Сэлема, Тесла уснула в мотеле, Эрвин Тузейкер пришел в себя после странного сна на полу в собственной комнате. Кто-то разжег в камине огонь; краем глаза Эрвин увидел пляшущие языки пламени и обрадовался, потому что по неизвестной причине замерз, как никогда в жизни.
Он не сразу вспомнил, как попал домой. Кого-то он с собой привел, в этом он был уверен. Он привел Флетчера. Они ждали до сумерек… Кажется, так. Ждали в развалинах, пока не зажглись первые звезды, а потом вернулись пешком по боковым улицам, где почти никого не было. Машина его так и осталась стоять возле здания масонской ложи. Он смутно помнил, как Флетчер сказал, что ненавидит машины, но тут Эрвин сам себе не поверил, решив, что эта фраза ему приснилась. Как можно ненавидеть машины?
Эрвин попытался поднять голову, но его сразу же замутило, и он снова лег на пол. На это его движение из угла откликнулся чей-то голос, Флетчер был здесь, в комнате.
— Проснулся, — сказал он.
— Я, кажется, простудился, — пожаловался Эрвин. — Чувствую себя ужасно.
— Пройдет, — успокоил его Флетчер. — Лежи спокойно.
— Мне нужно воды. И аспирина. Моя голова…
— Не валено, что тебе нужно, — прервал его Флетчер. — Это тоже пройдет.
Несколько рассердившись, Эрвин все же чуть-чуть повернул голову, чтобы увидеть Флетчера, но взгляд его натолкнулся на обломки мебели — одного из четырех кресел в колониальном стиле, стоивших ему несколько тысяч. Эрвин простонал:
— Что случилось с моим креслом?
— Я его сжег, — ответил Флетчер.
Это было уже слишком. Проклиная себя за доверчивость, Эрвин с трудом сел и обнаружил, что прочие кресла тоже разбиты в щепки, а вся комната — он содержал ее в том же порядке, что и свой архив, — совершенно разгромлена. Со стен исчезли гравюры, на полу валялись птичьи чучела из его коллекции, сброшенные с полок.
— Что произошло? — спросил он. — Ограбление?
— Это твоя работа, не моя, — ответил Флетчер.
— Не может быть.
Эрвин поискал гостя глазами и увидел, что Флетчер сидит в уцелевшем кресле спиной к хозяину. Гость смотрел в окно. За окном было темно.
— Поверь, это ты, — проговорил Флетчер. — Нужно быть хоть немного уступчивее.
— О чем вы? — не понял Эрвин. Он рассердился, отчего голова у него разболелась еще больше.
— Ляг и лежи, — велел гость. — Сейчас все пройдет.
— Прекратите повторять одно и то же! — воскликнул Эр вин. — Я требую объяснений, черт побери!
— Объяснений? — переспросил Флетчер. — О, это всегда непросто. — Он отвернулся от окна; Эрвин не понял, как это вышло, но кресло каким-то образом повернулось вместе с гостем. При свете огня Флетчер выглядел лучше. Кожа казалась здоровее, чем прежде, глаза ярче. — Я уже сказал, что пришел сюда с определенной целью.
Эту часть их беседы Эрвин вспомнил легче, чем все остальное.
— Бы пришли спасти меня от банальности, — сказал он.
— И как, по-твоему, я сделаю это?
— Не знаю, и сейчас мне не до этого.
— А до него? — спросил Флетчер. — До твоей мебели? Поздновато. До твоих безделушек? Тоже поздновато. Боюсь…
Эрвину не нравился этот разговор, совсем не нравился. Он дотянулся до каминной полки, ухватился за край и попытался встать.
— Что ты делаешь? — поинтересовался Флетчер.
— Хочу найти лекарства, — ответил Эрвин. Было бы глупо говорить, что он собирается вызвать полицию, ни к чему только раздражать гостя. — Вам что-нибудь нужно? — вежливо добавил он.
— Например?
— Например, что-нибудь поесть или попить. У меня есть сок, содовая…
Ноги у него подкашивались, но до двери было несколько шагов. Эрвин шагнул к ней.
— Мне ничего не нужно, — отозвался Флетчер. — У меня здесь все есть.
Эрвин взялся за ручку, почти не слушая Флетчера Он хо тел выйти отсюда, выйти из дома, пусть ему даже придется дрожать от холода до приезда полиции.
Когда пальцы его сомкнулись на ручке, огонь, так удачно преобразивший Флетчера, осветил руку Эрвина. Выглядела она, мягко говоря, неважно. Кожа на запястье провисла, будто сухожилие под ней вдруг усохло. Он отодвинул рукав рубашки и едва не закричал. Неудивительно, что он чувствовал слабость. Рука будто лишилась мышц: от пальцев до локтя остались буквально только кожа и кости.