— Дотти, детка, похоже, у нас будет хороший уик-энд, — ухмыльнулся он.
Дороти не раз запрещала ему называть ее так, но он не обращал внимания и произносил свое «Дотти-детка» так мило, что она перестала протестовать.
— Ты уже арестовал Джо Фликера?
— Сначала найди его.
— Вы что же, еще не нашли?
— Дотти, если бы мы его нашли, то и арестовали бы, — отозвался Нед. — Не грусти. Поймаем — Как ты думаешь, он опасен?
— Спроси у Мортона Кобба, — сказал Нед. — Хотя уже поздновато.
— Что?
— А ты не знаешь? — удивился Нед. — Бедолага умер вчера вечером.
— О господи! — Дороти стало нехорошо. — Значит, у нас во время фестиваля будут искать убийцу?
— Пикантная приправа, правда?
— Это не шутки, — возразила Дороти. — Мы работали целый год…
— Да не беспокойся ты, — сказал Нед. — Фликер, наверное, уже в Айдахо.
— А как же она? — спросила Дороти. Она знала Фебу в лицо, но не была с ней знакома. Милая и симпатичная — вот и все, что она могла сказать об этой женщине.
— А что она?
— Ее арестуют или как?
— Джед послал Барни ночью присматривать за ее домом, на случай если Фликер вернется. Но он, конечно, не вернется. С чего бы?
Дороти промолчала, хотя ответ вертелся у нее на языке. С той стати, что у них любовь. Вот с какой.
— Значит, его не было?
Нед покачал головой. Дороти невольно испытала легкое злорадство, услышав, что любовник Фебы Кобб к ней не вернулся. Не побоялась встречаться тайком — пусть теперь платит.
Нед немного развеял ее тревогу и пообещал предупредить, если охота на преступника вдруг начнется. Дороти ушла к себе в офис, утешаясь тем, что, даже если убийца еще не в Айдахо, он все равно достаточно далеко и не испортит городу праздник в ближайшие семьдесят два часа
2
Он не пришел. С этой мыслью Феба проснулась. Она ждала его у задней двери до тех пор, пока дневные лучи не погасили звезды, а он не пришел.
Теперь она сидела в кухне над тарелкой с остатками оладьев, пыталась собраться с мыслями и понять, что делать дальше. Один голос в ее голове твердил: беги, беги сейчас же, пока можно. Если останешься, тебе придется разыгрывать безутешную вдову перед всем и каждым. Придется заниматься похоронами, придется собирать бумаги, чтобы получить страховку. И не забудь про Джилхолли. Он вернется со своими вопросами.
Но другой голос был громче, и он не соглашался. Он говорил: если ты сейчас уедешь, он никогда тебя не найдет. Может быть, он заблудился ночью; может, Мортон избил его сильнее, чем казалось, и теперь Джо лежит где-то, истекая кровью.
Этот голос говорил, что дело сводится к одному: веришь ли ты ему настолько, чтобы ждать его возвращения? Если нет — беги. Если да — сделай соответствующее лицо и по терпи.
Все очень просто, и решение тоже простое. Само собой, она ему верит. Само собой.
Чтобы стряхнуть остатки сна, Феба сварила очень креп кий кофе, приняла холодный душ, уложила волосы и оделась. В восемь сорок пять, когда она уже собралась выйти и поехать на работу, зазвонил телефон. Сердце у нее заколотилось, она бросилась назад и схватила трубку, но… оттуда раздался опостылевший голос Джилхолли.
— Всего лишь хотел убедиться, что вы на месте, — сказал Джед.
— Я собираюсь на работу, — ответила Феба. — Если это все, что вам было нужно, то мне пора.
— Значит, я знаю, где вас найти.
— Да, знаете.
— Ваш приятель ночью так и не пришел.
Она уже хотела подтвердить, что да, не пришел, как вдруг до нее дошло: это вовсе не вопрос. Он и сам уже знал, что Джо не пришел. Значит, кто-то из полицейских всю ночь де журил возле ее дома, а Джо, скорее всего, заметил его и скрылся, иначе бы его сцапали. Все это промелькнуло у Фебы в голове в одно мгновение, но шериф успел заметить повисшую паузу.
— Вы тут? — спросил Джилхолли.
Она порадовалось, что разговор идет по телефону: ей не пришлось прятать невольную улыбку.
— Да, — сказала Феба, изо всех сил стараясь, чтобы он не услышал радости в ее голосе. — Я тут.
— Если он попытается встретиться с вами…
— Знаю, знаю. Я вам позвоню, Джед. Обещаю.
— Не зовите меня «Джед», миссис Кобб, — засопел он. — У нас деловые отношения. Давайте договоримся.
С этими словами он отключился. Феба опустила трубку и присела на ступеньку. Ее трясло. Потом слезы счастья и облегчения вдруг хлынули градом, и прошло минут десять, прежде чем она взяла себя в руки и пошла в ванную умываться.
3
Несмотря на бурную ночь, Будденбаум проснулся, как всегда, за несколько минут до восхода солнца. Внутренние часы его были отлажены безукоризненно, так что за последние лет восемьдесят он ни разу не проспал рассвета. В конце концов, работа его требовала некоторой доли поэзии, а он не знал драмы более романтичной, чем та, что каждое утро разыгрывается на горизонте. Сегодня победа света над тьмой приобретала особенное значение, поскольку солнцу предстояло осветить события, которые, как надеялся Будденбаум, войдут в историю.
Полтора столетия прошло с тех пор, как зароненное им зерно упало в землю и поднялся Эвервилль; полтора столетия провел он в непрерывных странствиях и в неустанной надежде. Годы разочарований и одиночества, когда он, всюду чужой и никому не нужный, бесконечно колесил с места на место, из штата в штат. Разумеется, в его положении имелись свои преимущества: например, ему не приходилось лицезреть преступления, горести и печали, быстро изъязвлявшие мечты переселенцев об Эдеме. Даже такой городок, как Эвервилль, мало походил на чистые видения тех пионеров, что двинулись на Запад из местечка Индепенденс в штате Миссури. Родившиеся в невежестве, вскормленные отчаянием, мечты эти были нелепыми и хрупкими, однако они трогали Будденбаума. И трогают до сих пор.
У тех суровых людей имелось нечто такое, за что они мог ли умереть, и это был великий дар, и они были благословенны более, чем их внуки, такого дара лишенные. С точки зрения Оуэна Будденбаума, нынешние мужчины и женщины — строители домов в предместьях и основатели фондов — на прочь лишены поэзии и слишком далеки от притягательной и ужасающей в своей святости сущности вещей.
Разумеется, встречались и исключения. Вроде вот этого мальчишки, что сейчас спал рядом с Будденбаумом Он и Мэв О'Коннел очень хорошо поняли бы друг друга, подумал Оуэн. Много лет не дававший воли чувствам, Будденбаум нашел его здесь, в незнакомом городе, всего через несколько часов. Молодые люди, способные видеть невидимое, слышать мо лоточки в небе или понимать небесную речь, встречались повсюду. Но, к сожалению, большинство из них искали себе прибежище в наркотиках, особенно в больших городах. Будденбаум не раз встречал их в переулках, где они, поглядывая одним глазом в небеса, торговали наркотиками, а он отводил их в такие вот комнаты (сколько же их было, десятки или тысячи?), где они отдавали свои видения за содомию.
— Оуэн?
Волосы парня раскинулись на подушке, будто плыли в воде.
— С добрым утром, — отозвался Оуэн.
— Ты еще ляжешь?
— Который час?
— Около семи, — ответил Сет. — Вставать еще рано. Он потянулся, съехав к изножью кровати.
Оуэн смотрел на колечки волос под мышками у мальчика и дивился неисповедимым путям желания.
— Мне сегодня нужно кое-что выяснить, — сказал он. — Хочешь поучаствовать?
— Смотря что ты хочешь выяснить, — заметил Сет, бес стыдно ощупывая себя под простыней.
Оуэн улыбнулся, подошел и сел рядом с ним на кровать. За одну ночь этот юноша превратился из бродяжки в кокетку. Он приподнял коленями простыню — достаточно высоко, чтобы Оуэн увидел его анус.
— Думаю, на часок можно еще задержаться, — решил Будденбаум и распустил пояс халата, показывая парню, на что он напрашивается.