— Ты выглядишь так, словно не боишься ничего, — Лиам приподнял бровь.
— Неправда. Я многого боюсь.
— Чего?
— Типа… Людей в масках животных. Это пиздец как меня пугает.
Лиам громко засмеялся и прикрыл ладонью рот, но его глаза блестели от слёз смеха.
— Прости. Прости. Это не смешно, я не должен над этим смеяться.
— А ты? Чего боишься ты?
Лиам поколебался пару секунд.
— Грозы. Я в ужасе от них. Рациональная часть меня знает, что молния меня не убьёт, и гроза никак мне не навредит, но это… иррационально. Типа, я ничего не могу с этим сделать.
— Мне не нравятся божьи коровки.
— Что с ними не так?
— Они выглядят как мини-корабли пришельцев. Кто знает, жуки ли они на самом деле?
— Это просто смешно.
— Ты боишься грозы, — напомнил Зейн.
— Туше.
Зейн узнал очень много вещей о Лиаме в этом домике на дереве. Когда Лиам смеётся, у него в уголках глаз появляются морщинки, но когда ему очень смешно, он полностью закрывает глаза. Он достаёт солёные огурцы из бургера и съедает их первым. Ему не нравится звук трения пластиковой трубочки о стенки стакана. Он краснеет, когда Зейн говорит что-то грубое или пошлое, даже если смеётся потом над этим. Он очень часто говорит «я имею в виду». Он сидит очень ровно, так, как никогда не сможет сидеть Зейн (Зейн — неваляшка, Лиам — статуя).
И возможно он не такой уж и милый и невинный мальчик, каким казался, потому что когда они доели и скинули весь мусор в пустой пакет, Лиам достал толстый косяк из кармана.
— Мы не обязаны этого делать. Друг из школы дал мне его пару дней назад, а Гарри никогда не курит, поэтому я подумал: может, ты захочешь. Но всё нормально, если нет. Типа, я имею в виду, я сам не курю. Просто…
Зейн достал зажигалку и, выхватив косяк из пальцев Лиама, зажёг его одним плавным движением. Скоро домик наполнился горьким запахом дыма. Он наполнял лёгкие Зейна и мутил разум.
Не думая особо, он немного отсел от Лиама. Он зажал косяк в зубах и сел так, чтобы они были друг напротив друга, касаясь коленями скрещённых ног.
— Ты когда-нибудь пробовал передавать дым от травки другому человеку?
Зейн видел, что Лиам смотрит на его губы, и улыбнулся.
— Нет. Но я… эм, хотел бы.
— Тогда наклонись ко мне, — Лиам послушался. — Ты примерно знаешь, что я буду делать?
— Да. — Ещё один взгляд на губы.
Зейн затянулся и наклонился вперёд, пока его губы не встретили губы Лиама. Он раскрыл губы, этим самым раскрывая и губы Пейна, выдохнул в них дым и отстранился. Лиам выдохнул дым, не открывая глаз. Когда он открыл их, стало видно потрескавшиеся сосудики и расфокусированный, влажный взгляд. Вкус травки осел на языке у Зейна. Интересно, во рту у Лиама он сильнее?
Зейн отбросил все предлоги и просто поцеловал Лиама. Косяк почти догорел, он уже почти чувствовал жар на кончиках пальцев, но ему было плевать. Только не отстраняться, ведь Лиам издал такой милый удивлённый звук, его губы идеально подходили к губам Зейна, рука легла на его шею.
Вторая рука Лиама лежала на его бедре, удерживая его на месте, позволяя ближе наклониться к Зейну. Зейн хотел целовать его. Он хотел проникнуть языком в рот Лиама и проверить, будет ли он так смущаться, как обычно, или станет громким, отчаянно желающим и нуждающимся. Но его пальцы в секунде от ожога, и он не уверен, может ли маленький косяк устроить пожар, но они в деревянном домике, так что проверять не особо хочется.
— Лиам, — пытается он сказать, но Лиам целует его всё сильнее. — Мне сейчас косяк руку спалит.
Лиам резко отстраняется.
— Чёрт, — произносит он, и Зейн на 90% уверен, что это первый раз, когда Лиам при нём ругается. — Просто… выкинь его за дверь. Трава влажная, он потухнет.
Блять, как Зейн может с чем-то спорить, когда губы Лиама такие красные и влажные. Он наклоняется, выбрасывает косяк, и Лиам целует его вновь.
Лиам тяжёлый. Стоило это предположить, глядя на все эти мышцы, но Зейн почему-то не сложил два и два, пока Лиам не прижал его к деревянному полу, перемещая на его тело половину своего веса.
— Всё нормально? — спросил он, почти касаясь ресницами щеки Зейна.
— Да, — напряжённо выдавил он, потому что всё более чем нормально, и если Лиам сдвинется хоть немного…
— Я сейчас реально под кайфом, — смеётся Лиам, и теперь его губы на щеке Зейна, на челюсти, вниз по шее, и Зейн тоже под кайфом, он не может думать, потому что у Лиама… — ты меня пугаешь. Помнишь… помнишь мы говорили о том, что нас пугает? Ты меня пугаешь. Ты замечательный, ты говоришь такие вещи, ты как песня Тейлор Свифт, та, которая «I knew you were»…
— Лиам, — простонал Зейн, крепко зажмуривая глаза.
Он не хотел пугать Лиама. Он, блять, просто хотел, чтобы Лиам замолчал. Ему было тепло и бездумно, на улице пошёл дождь, уютный звук воды эхом отдавался в комнате, и он не должен был этого делать. Не должен был приходить сюда с Лиамом. Не должен был курить с ним. Не должен был брать еду на вынос. Даже говорить с Лиамом не должен был, потому что Лиам тоже его пугал. Пугал неизвестно почему, но возможно из-за чувств в его глазах, которые он тут же испуганно открыл.
— Поцелуй меня, — выдыхает Зейн. Целоваться… целоваться просто. Касаться. Чувствовать второго человека. Это думать сложно. Чувствовать что-то больше, чем просто физические ощущения. — Прекрати говорить и просто поцелуй меня, ладно?
Лиам кивает, лёгкое движение головы, и он снова прислоняется. На этот раз слов нет. На этот раз есть только тепло и дыхание Лиама напротив кожи Зейна. И губы его такие мягкие, что Зейн не может удержаться и кусает нижнюю, слегка оттягивая.
Зейн думает о том, что сказал Лиам в машине — про пошлятину — и это не так. И даже сейчас, когда Лиам трётся об него, его руки сжимают задницу Пейна и языки их сплетаются, делясь вкусами колы и травки, он должен признать, что в этом нет никакой пошлости. Есть что-то такое в мягком прикосновении рук Лиама к его спине и рёбрам, в дымном дурмане, от которого кружится голова, в тихих звуках, слетающих с губ Лиама, в звуках дождя, создающих атмосферу целого мира вокруг них — маленького и правильного.
Конечно же, Зейн всё портит. Он впивается ногтями в спину Лиама слишком сильно, стараясь притянуть его ближе, и тот отпрыгнул с всхлипом боли.
Зейн садится и поправляет волосы, стараясь не наделать больше хаоса, чем уже сделал Лиам.
— Прости, если я сделал тебе больно или…
— Нет, совсем нет, — быстро ответил Лиам. Он встал, яростно тряся головой, и чуть ли не прячась в ближайший угол. — Нет. Просто… наверное, всё слишком быстро. Быстро, да? Я имею в виду, я не часто таким занимаюсь. Не… не тогда, когда мы едва знакомы и… — Лиам выразительно махнул рукой.
— Прости.
— Не извиняйся, пожалуйста. — Лиам изо всех сил пытается улыбнуться, но Зейн делает вид, что не видит этого. — Я должен отвезти тебя обратно. Уже поздно.
Зейн, смиряясь, кивает и пишет Гарри, что скоро поедет домой.
Момент ужаса наступает, когда они спускаются с дерева, и вдруг в доме загорается свет. Зейн замирает, Лиам смотрит испуганно, и они оба бегут, потому что это единственный логичный выход из ситуации.
Когда они добираются до машины Лиама, он валится на пассажирское сидение, задыхаясь. Как только он снова может дышать, смех разбирает его снова и снова, пока он не хватается за плечо Лиама и не смеётся, упираясь лбом ему в грудь, словно в мире больше нет никаких печалей.
— Я… плохо… на тебя влияю, — Зейн с трудом откинулся на сидение и перестал хохотать.
Лиам хитро ему подмигнул.
— Честно говоря, я бы и не спорил с этим. Ты вызываешь наружу дикую часть меня. Вот да.
Зейн задумывается об этом, но они оба тут же начинают снова хохотать. Слева загорается окно, ещё одно, и Лиам быстро заводит машину, выезжая из переулка, пока кто-то не вызвал полицию.
— Ты уверен, что дойдёшь по такой темени? — спросил Лиам, когда они добрались до места, откуда всё и началось.