Выбрать главу

1956

Евг. Евтушенко. Взмах руки. Стихи.

Москва: Молодая гвардия, 1962.

Последняя попытка

Моей жене Маше, подарившей

мне с той поры, как было написано

стихотворение, двух сыновей —

Женю и Митю.

Е. Е. 1993
Последняя попытка стать счастливым, припав ко всем изгибам, всем извивам лепечущей дрожащей белизны и к ягодам с дурманом бузины.
Последняя попытка стать счастливым, как будто призрак мой перед обрывом и хочет прыгнуть ото всех обид туда, где я давным-давно разбит.
Там на мои поломанные кости присела, отдыхая, стрекоза, и муравьи спокойно ходят в гости в мои пустые бывшие глаза.
Я стал душой. Я выскользнул из тела, я выбрался из крошева костей, но в призраках мне быть осточертело, и снова тянет в столько пропастей.
Влюбленный призрак пострашнее трупа, а ты не испугалась, поняла, и мы, как в пропасть, прыгнули друг в друга, но, распростерши белые крыла, нас пропасть на тумане подняла.
И мы лежим с тобой не на постели, а на тумане, нас держащем еле. Я — призрак. Я уже не разобьюсь. Но ты — живая. За тебя боюсь.
Вновь кружит ворон с траурным отливом и ждет свежинки — как на поле битв. Последняя попытка стать счастливым, последняя попытка полюбить.

1986, Петрозаводск

Строфы века. Антология русской поэзии.

Сост. Е.Евтушенко.

Минск, Москва: Полифакт, 1995.

Потеря

Потеряла Россия           в России               Россию. Она ищет себя,        как иголку в стогу, как слепая старуха,    бессмысленно руки раскинув, с причитаньями ищет       буренку свою на лугу. Мы сжигали иконы свои.       Мы не верили собственным книгам. Мы умели сражаться лишь с пришлой бедой. Неужели не выжили мы       лишь под собственным игом, сами став для себя       хуже, чем чужеземной ордой? Неужели нам жить суждено       то в маниловском, молью побитом халате, то в тулупчике заячьем драном       с плеча Пугача? Неужели припадочность —       это и есть наш характер, то припадки гордыни,       то самооплева —             и все сгоряча? Медный бунт, соляной и картофельный —       это как сон безопасный. Бунт сплошной —       вот что Кремль сотрясает сегодня,                         как будто прибой. Неужели единственный русский наш                   выбор злосчастный — это или опричнина       или разбой? Самозванство сплошное.       Сплошные вокруг атаманы. Мы запутались,       чьи имена и знамена несем, и такие туманы в башках на Руси,       растуманы, что неправы все сразу,       и все виноваты во всем. Мы в туманах таких       по колено в крови набродились. Хватит, Боже, наказывать нас.       Ты нас лучше прости,                         пожалей. Неужели мы вымерли?       Или еще не родились? Мы рождаемся снова,       а снова рождаться — еще тяжелей.

13 марта 1991

Евгений Евтушенко.

Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

Поэт (Предощущение стиха…)

В. Корнилову

Предощущение стиха у настоящего поэта есть ощущение греха, что совершен когда-то, где-то.
Пусть совершен тот грех не им — себя считает он повинным, настолько с племенем земным он сросся чувством пуповины.
И он по свету, сам не свой, бежит от славы и восторга всегда с повинной головой, но только — поднятой высоко.
Потери мира и войны, любая сломанная ветка в нем вырастают до вины, его вины — не просто века.
И жизнь своя ему страшна. Она грешным-грешна подавно. Любая женщина — вина, дар без возможности отдарка.
Поэтом вечно движет стыд, его кидая в необъятность, и он костьми мосты мостит, оплачивая неоплатность.
А там, а там, в конце пути, который есть, куда ни денься, он скажет: «Господи, прости…» — на это даже не надеясь.
И дух от плоти отойдет, и — в пекло, раем не прельщенный, прощенный господом, да вот самим собою не прощенный…

1965

Евгений Евтушенко. Стихи.

Россия — Родина моя. Библиотечка русской советской поэзии в пятидесяти книжках.

Москва: Художественная литература, 1967.

При каждом деле есть случайный мальчик…

При каждом деле есть случайный мальчик. Таким судьба таланта не дала, и к ним с крутой неласковостью мачех относятся любимые дела.
Они переживают это остро, годами бьются за свои права, но, как и прежде, выглядят невзросло предательски румяные слова.
У них за все усердная тревога. Они живут, сомнений не тая, и, пасынки, они молчать не могут, когда молчат о чем-то сыновья.
Им чужды те, кто лишь покою рады, кто от себя же убежать не прочь. Они всей кожей чувствуют, что надо, но не умеют этому помочь.
Когда порою, без толку стараясь, все дело бесталанностью губя, идет на бой за правду бесталанность, талантливость, мне стыдно за тебя.