В качестве специфической стратегии «миниатюризация» впервые используется Харитоновым в рассказе «Один такой, другой другой», созданном ориентировочно в 1973 году. В этом тексте Харитонов принимает решение радикально уменьшить громоздкие определения двух главных героев – «привязчивого молодого человека» и «молодого человека с кумиром в голове». «Миниатюризация» определений проводится с максимальной наглядностью и последовательностью: «привязчивый молодой человек» сокращается сначала до «привязч. м. ч.», потом до «прив. м. ч.» и до «п. м. ч.», а в итоге становится «пмч» (95); «молодой человек с кумиром в голове» уменьшается до «мол. чел. с кум. в голове», «мол. чел. с к. в г.», «м. ч. с к. в г.» и «мчсквг» (95).
После написания «Один такой, другой другой» «миниатюризация» станет отличительной чертой большинства харитоновских текстов. Сведенное к одной или двум буквам слово – фирменный знак позднего Харитонова: «солдат тебя как сл. не видит» (230), «он, родившийся на 20 л. позже меня» (327), «или слово или два сл. или уже мыслишка неверного обобщения» (246), «И еще якобы общее с ж.» (2б2), «А если попечатать на кр. ленте» (322), «На сл. день звонок Г.» (250), «Ну ск. можно смотреться на себя в з.» (162), «вначале баня потом позади Л. на пл. Дзерж. в саду туалет» (243), «я не знаю кто я кто т.» (195)) «В кр. случае [во] мне могут любить душу или что там такое» (323). Кроме того, Харитонов уменьшает слова посредством их урезания («Мнев» [236] вместо «Румнев», «теп» [169] вместо «тепло», «пле» [241] вместо «плешка», «зды» [247] вместо «звезды», «Дарасты» [235] вместо «педерасты»; «мосексуалисты» [236] вместо «гомосексуалисты»); уменьшает фразы – посредством отказа от определений (прилагательное – одна из самых нелюбимых Харитоновым частей речи) и уменьшает предложения – посредством методичного избавления от придаточных (на протяжении лет тяготение Харитонова к короткому простому предложению становится все заметнее; «В одной из последних своих вещей, „В холодном высшем смысле“, Харитонов дошел до тезисно-протокольной формы»[109]). Порой складывается впечатление, что слишком громоздким и неуклюжим – а потому подлежащим «миниатюризации» – представляется Харитонову русский язык как таковой.
Еще интересней то обстоятельство, что с течением времени стратегия «миниатюризации» начинает влиять и на содержание харитоновских текстов.
Вслед за желанием уменьшить знак приходит желание уменьшить референт – и живущий «за величественным фасадом Империи» (1: 11) автор насыщает свои произведения уменьшительными суффиксами: «Дети, все вы наверное любите когда врач просит вас снять штанишки и лечь перед ним кверху попкой» (245), «Он сбросил букашку в мороз за окошко с пестрыми крылышками махонькую» (215), «купить на последнюю копеечку с пенсии булочку внучку» (191), «Ты ей ккую-нить писулечку напишешь нап?шешь В Парижку! Парифка. Лондонка. Мадридка» (236), «Какая тоненькая пачка тонюсенькая тонюнюсенькая ч ка тоню сенькая ч» (238), «У Нины была пизда звали
Наконец, за «миниатюризацией формы» и «миниатюризацией темы» следует «миниатюризация объемов» харитоновских произведений. Наиболее протяженные прозаические тексты Харитонова («Духовка» и «Жизнеспособный младенец») написаны до изобретения «миниатюризации»; после «Один такой, другой другой» Харитонов станет все чаще обращаться к лаконичным фрагментам и сжатым зарисовкам (свободно монтируемым между собой). Соответственно, он никогда не создаст большого романа и даже повести, но зато изобретет жанр своего рода «метарассказа» (рассказа о рассказе), занимающего всего пару строк: «„Как я погибаю“. Рассказ ⁄ А я никак не погибаю (опять вывернулся)» (273). Следствием такого пристрастия к «миниатюризации» станет и то, что за двадцать лет упорного литературного труда – при весьма высокой работоспособности («В его творчестве не было простоев, его депрессии не отражались на литературе» [2: 163]) – у Харитонова наберется произведений лишь на один том.
109