Нет сомнения в том, что Евгений с молодых лет пользовался замечательной библиотекой Чаадаева, не имевшей себе равных по составу книжного фонда. Библиотека эта была сравнительно невелика — около трех тысяч томов, намного меньше, чем библиотеки Соболевского, Полторацкого и даже менее крупных библиофилов того времени. Но состав ее был самый изысканный. Не так давно Государственная Библиотека СССР им. В. И. Ленина (ГБЛ) издала каталог этого собрания. Правда, в нем учтено лишь около половины первоначального состава (да и это удалось собрать лишь благодаря многолетним героическим трудам сотрудников Отдела редкой книги), но представление о библиотеке философа можно все же составить. Авторы описания отмечают как необычную для того времени черту почти полное отсутствие сочинений французских философов-энциклопедистов, с очной стороны, и весьма значительное количество религиозно-философской литературы — с другой. В этом одно из главных отличий собрания Чаадаева от библиотеки того же Ивана Дмитриевича Якушкина, в которой как раз сочинения французских просветителей занимали ведущее место. Дело в том, что это восстановленное нашими книговедами собрание — вторая библиотека Чаадаева. Первая же, проданная им перед заграничным путешествием 1821–1826 гг.,[2] была, по всей видимости, похожа на собрание Якушкина, ведь оба они вывезли свои библиотеки из походов 1812 г. Вторую свою библиотеку Чаадаев также начал собирать за границей, но теперь она отражала новые для пего интересы — его увлечение философией истории и поворот к религиозному миросозерцанию. Когда в 1826 г. Чаадаев возвратился в Россию, властям уже было известно, что в молодые годы он был членом декабристской организации. Он не был арестован (суд над декабристами уже был завершен, и новые аресты создали бы невыгодное для правительства впечатление массовости революционного движения), но на границе был подвергнут тщательному обыску. Жандармов поразило, что среди привезенных им книг имеется большое количество богословских сочинений — явление непривычное и для светского человека даже «неприличное». Чаадаеву пришлось давать письменные объяснения по этому поводу.[3] Между тем среди этих сочинений были произведения основателя христианского социализма Ф. Р. Ламеппе, которого Чаадаев знал лично и глубоко чтил. Только невежество наших доморощенных аргусов было причиной пропуска этих сочинений среди других книг, принадлежавших Чаадаеву.
Раздел философии, даже в том виде, как он представлен в изданном ГБА каталоге, поражает широтой и некоторой пестротой состава. Действительно, французских просветителей здесь почти нет (кроме считанных сочинений Вольтера, Дидро и Кондорсе), зато широко представлены современные философы — Гегель, Шеллинг, Кузен, Балланш; мыслители прошлого — Эпиктет, Исократ, Сенека, Спиноза, Кант, Франклин и множество других. Весьма богат и раздел исторических сочинений. Здесь — Геродот, Гизо, Мишле. Мабли, Грановский; историки литературы — Шлегель, Шевырев, Строев. Многие книги этого собрания имеют дарственные надписи — Герцена, Грановского. М. А. Дмитриева, Шевырева, Путяты. А в свое время здесь были и книги с дарственными надписями Пушкина («Борис Годунов»), Шеллинга и других выдающихся русских и европейских деятелей. Все свои книги Чаадаев внимательно читал и, как правило, снабжал маргиналиями. Некоторые из них имеют характер подготовительных записей к философическим письмам, некоторые носят автобиографический характер. Естественно, что их видел и юноша Якушкин. Например, на полях Библии в том месте, где говорится о помощи бедным, Чаадаев замечает: «Значит, бедные будут всегда?». На полях книги мадам де Сталь по какой-то непонятной для нас аналогии он пишет: «Находят, что я притворяюсь. Как не притворяться, когда живешь с бандитами и дураками. Во мне находят тщеславие, это — гримаса горя».{121} Держа в руках книги из библиотеки Чаадаева и читая эти признания, юный Якушкин учился лучше понимать «басманного отшельника», который был загадкой для многих.
В последние годы жизни Чаадаева вокруг него собирался круг людей, связанных с ним помимо всего прочего и библиофильскими интересами. Среди них в первую очередь следует назвать Сергея Дмитриевича Полторацкого, знаменитого не только в России, по и в Европе библиофила и библиографа, друга Чаадаева и многих выдающихся людей того времени.
Книговедческие интересы молодого Якушкина безусловно сформировались в этой среде, в доме Чаадаева, который пристально следил за развитием своего молодого друга. И недаром, когда тот завершал свое образование за границей, Чаадаев просил С. Д. Полторацкого найти его в Берлине и позаботиться о нем.
Надо полагать, что Чаадаев руководил и чтением молодого Якушкина, тем более что в семье Якушкиных авторитет Чаадаева как знатока литературы был чрезвычайно высок. Известно, что по просьбе ссыльного декабриста Чаадаев подбирал книги для посылки в Сибирь. В одном из писем А. В. Якушкина сообщала мужу: «Пьер [Чаадаев] принес мне список лучших произведений, которые ты меня просишь прислать».{122}
Возможно, что именно Чаадаев приучил Евгения Ивановича к серьезному и систематическому чтению, которому он придавал особое значение. «Наложите у себя запрет, если хватит у вас решимости, на всю легковесную литературу, — писал Чаадаев во втором «Философическом письме». — На мои взгляд, нет ничего вреднее для правильного умственного уклада, чем жажда чтения новинок. Повсюду мы встречаем людей, ставших неспособными серьезно размышлять, глубоко чувствовать вследствие того, что пищу их составляли одни только эти произведения последнего дня, в которых за все хватаются, ничего не углубив, в которых все обещают, ничего не выполняя, где все принимает сомнительную или лживую окраску и все вместе оставляет после себя пустоту и неопределенность».{123} Эти слова были опубликованы через много десятилетий после их написания, но известно, что Чаадаев читал вслух свои «Философические письма» и, естественно, среди его слушателей был и молодой Якушкин.
Потерпев неудачу с воспоминаниями Чаадаева, Якушкин начал собирать материалы, касающиеся философа. сразу же после его кончины. Много лет спустя И. А. Ефремов, готовивший новое издание сочинений Пушкина, обратился к Евгению Ивановичу с просьбой о присылке тех материалов, которые хранились в якушкинском архиве. На его письмо по просьбе отца ответил Вячеслав Евгеньевич. Вот что он писал: «У отца есть еще письмо Пушкина к Чаадаеву, копия с подлинника. Чаадаев во время оно читал это письмо отцу; после смерти Чаадаева отец обратился по поводу этого письма к племяннику и наследнику Чаадаева Жихареву. Последний подлинника не дал, но доставил копию, им самим списанную, при этом он взял обещание с отца этого письма не печатать. Поэтому отец не может дать его Вам, так как не знает, жив ли Жихарев, и советует отыскать самого Жихарева, если можно, и достать подлинник».{124}
Нелишним будет рассказать еще об одном эпизоде, связанном с публикацией наследия Чаадаева. В 1861 г. на страницах «Библиографических записок» (№ 1) были опубликованы письма философа: отрывки из переписки с М. И. Жихаревым, письмо к В. А. Жуковскому и другие материалы с комментариями и обращением ко всем лицам, владеющим чаадаевским наследием, сделать их достоянием общественности. В сущности это вторая после «Философического письма» в «Телескопе» публикация чаадаевских материалов, отделенная от первой 25 годами (и какими годами!). Кто же был автором этой публикации? Словарь псевдонимов И. Ф. Масанова дает расшифровку подписи под публикацией — «ъ. С.» как принадлежащую В. В. Стасову (правда, под вопросом). Однако это не так. В 1908 г. в «Русской старине» (№ 1, 2) была посмертно опубликована статья В. В. Стасова «П. Я. Чаадаев», написанная, очевидно, в 1904–1905 гг. В ней, обозревая «чаадаевскую» литературу, автор говорит, что статья в «Библиографических записках» написана одним из ближайших знакомых Чаадаева.{125} Из этого следует: 1) это не сам Стасов, 2) имя автора статьи ему известно, 3) это имя он не считает возможным назвать. Почему? Страсти вокруг имени и наследия Чаадаева к этому времени уже улеглись. Причина здесь, по-видимому, не политическая, а этическая: этот человек еще жив, и Стасов не считает возможным раскрывать псевдоним без согласия автора. Из всех людей, близко знавших Чаадаева, в 1904–1905 гг. оставался в живых только один — Евгений Иванович Якушкин.
3
«Большая часть книг Ваших касается религии, — констатировали жандармы. — Какие причины побуждают Вас заниматься более этою частию наук, как другими?». Ответ Чаадаева: «Из давнего времени прежде выезда за границу занимался я христианской литературою» (Сочинения и письма П. Я. Чаадаева. М., 1913. Т. 1. С. 70).