Выбрать главу

В одном из селений Волынской губернии крестьянин Никита Евд очень дурно обращался с женой и вступил в связь с другою женщиной. За это громада присудила его к денежному штрафу: один рубль он должен был заплатить в громадский скарб и два рубля в пользу церкви. Что же касается до женщины, с которою Никита имел связь, то громада присудила дать ей в различных трех местах села по пяти розог и остричь ей голову.[125]

В селе Познанке Балтского уезда крестьяне, заподозрив вдову Оксану Верещиху в незаконной связи с сельским писарем, раздели ее донага, заковали в железа и привязали к столбу, у которого она простояла всю ночь, до 9 часов утра. Они предлагали ей купить ведро вина, хотя они взяли уже ведро под залог ее платка и кожуха. Так как у нее не было денег, то присудили провести ее с музыкой по улице, в сопровождении старосты и парода, и высечь розгами. По постановлении такого приговора толпа тронулась в путь. Впереди шла музыка, вслед за ней Верещиха, потом староста и народ. Осужденную семь раз провели по улице; в это время ее били кулаками, секли розгами и пили водку. Наконец Верещиху привели к ее дому, снова избили и отпустили на все четыре стороны. Во время наказания на голову Верещихи надели соломенный венок с будяками (репейником) и заставляли ее танцевать.[126] Несколько лет тому назад в Харьковской губернии были преданы суду крестьяне за истязания, совершенные над одною женщиною. Ее и дворового человека, находившегося с нею в связи, раздели, вымазали дегтем и водили по селу. Их привязывали, с скрученными назад руками, к стенам арестантской и заковывали в конские путы. Кроме того, ее приковывали к столбу.[127]

Обычай запрягать виновных в телегу или сани исполняется в настоящее время в немногих местностях. Нет сомнения, что в прежнее время он был гораздо более распространен, чем теперь; на это указывает почти повсеместное существование обычая надевать на виновных хомут, являющийся в этом случае символом запрягания. Так, в Олонецкой губернии, ежели новобрачная не сохранила до замужества девственности, вколачивают над дверью гвоздь, вешают на него хомут и проводят под ним молодую и ее мать.[128] Во многих местностях надевают в этом случае хомут на мать новобрачной. Малороссы надевают хомут, сделанный из соломы, на отца, не усмотревшего за своею дочерью,[129] а иногда и на вора, когда его срамят всем селением.[130] Наказание это в великорусских губерниях применяется почти исключительно к женщинам.[131]

Вымазывание дегтем ворот, имеющее, по всей вероятности, такое же символическое значение, как и надевание хомута, наносит непосредственное оскорбление только женской чести. В лубочных картинах и народных рассказах запряганием в телегу наказываются только женщины. Чаще всего наказание это применяется мужьями к непокорным женам. Жена привязывается к телеге или оглобле, и муж погоняет ее и лошадь кнутом; иногда это наказание сопровождается страшными истязаниями. В 1872 г. в Тамбовском окружном суде разбиралось дело о крестьянах Никифоре и Федоре Минюшиных, наказавших жену последнего, Марью. Марья против воли была отдана замуж за Федора Минюшина, который вскоре после свадьбы стал обращаться с нею весьма дурно. Не проходило дня, чтобы он ее не бил. Марья терпела года два, но наконец решилась уйти от мужа; он нашел ее и наказал за побег. Вскоре она опять бежала и нанялась в одном селе в кухарки. Федор, узнав, где жила его жена, запряг в телегу пару лошадей и вместе с отцом своим поехал за нею. Найдя ее, он при помощи отца привязал ее толстой веревкой к нахлестке телеги, погнал лошадей и заставил жену бежать рядом, стегая ее и лошадей кнутом. Крестьяне остановили их и отвязали от телеги Марью, но как только Минюшины выехали из села, они опять привязали ее к телеге и погнали лошадей. Они били ее кнутом и кулаками по спине и рвали ей волосы.[132] В 1874 г. в Екатеринославской губернии был случай такого же возмутительного истязания. Жена, бежавшая от побоев мужа, была найдена им. В наказание он при помощи другого крестьянина перепоясал ее веревкой, привязал к оглобле вместо пристяжной и шибко погнал лошадей, осыпая жену ударами нагайки с узлом на конце. Отъехав верст пять, он остановился ночевать, а утром поехал дальше, привязав опять жену на место пристяжной лошади. По дороге он остановился у шинка, чтобы выпить с товарищем; шинкарь отвязал ее и предложил ей поесть, но она от усталости и боли упала в сани. Выйдя из шинка, муж повез ее лежащую в санях, но через несколько времени опять привязал ее к оглобле и так въехал в свое село.[133]

Иногда это наказание определяется сходом; муж является в этом случае только исполнителем общественного приговора. В слободе Новой Калите Острогожского уезда один крестьянин принес жалобу, что жена его ведет неприличную жизнь вследствие дурного влияния тещи. По решению деревенского схода мать и дочь были выведены на слободскую площадь, где им было приказано очищать ее от навоза. После этого они были запряжены в телегу, наполненную навозом, на которую влез принесший жалобу муж и стал на них покрикивать, чтобы они бежали шибче. К нему присоединилось потом еще два, три человека. Женщины, запряженные в телегу, бежали, хотя и не скоро. Они вывезли навоз за слободу и потом подвезли телегу вместе с сидящим на ней крестьянином к крыльцу волостного правления.[134] Иногда, хотя и очень редко, к этому наказанию приговариваются мужчины. Вот один из таких случаев. В ночь со 2-го на 3-е февраля 1873 г. в слободе Бутурлиновке Бобровского уезда пойманы были два крестьянина с бочонком рыбы, который, как подозревали, был украден ими со взломом замка из амбара одного торговца. Поймавшие хотели во что бы то ни стало довести их до сознания в преступлении. Сначала они избили их, потом выкупали в попавшейся на дороге полузамерзшей луже и, наконец, раздев их донага, привязали веревками к забору. Здесь крестьяне, подозреваемые в воровстве, стояли два часа на морозе, по колено в воде. Когда они наконец сознались в краже, тогда одного из них привязали за ноги к саням, на которых лежал бочонок похищенной рыбы, а другого запрягли в сани и, осыпая его ударами, заставили везти их. Толпа народа вместе с санями направилась к базару. Па полпути для более быстрой езды подняли волочившегося по земле крестьянина и запрягли его на помощь другому. Потом их взнуздали обоих веревкой, посадили на бочку погонщика с палкой в руках и с криком: «Рыбы, рыбы!» — провели по базару.[135]

Денежные штрафы назначаются довольно часто некоторыми волостными судами в пользу или обиженной стороны, или волости, а иногда и в пользу церкви. Сельские сходы также приговаривают иногда к денежному штрафу в пользу общества и церкви.

Гораздо чаще сельский сход наказывает виновных напоем, т. е. заставляет их выставить сходу известное количество вина, которое выпивается тут же стариками. В выпивке принимают участие как обиженная сторона, так и виноватый. Ежели у виновного нет денег, то берут что-нибудь из его имущества и продают для покупки вина пли закладывают кабачнику. Как часто приговаривают к напою в некоторых местностях, видно из того, что в одной деревне Горкинской волости Перехотского уезда выпили в одну весну 60 ведер вина, поставленного после разбора судебных дел.[136] К этому наказанию, которое крестьяне считают очень тяжелым, приговаривают иногда и волостные суды.[137] Название магарыч, даваемое в некоторых местностях напою, указывает на его первоначальное юридическое значение. Магарыч есть обычное угощение вином по случаю состоявшейся гражданской сделки. Во многих местностях обычай этот считается до такой степени обязательным, что никакая сделка не признается окончательно заключенною, пока не выпито вино, хотя магарыч стоит иногда больше, чем самый предмет договора. Те мелкие проступки, за которые виновные наказываются напоем, до сих пор еще имеют значение гражданского нарушения права. Относительно их сход большею частью играет роль посредника: он мирит тяжущихся и по случаю заключенной ими мировой сделки пьет вино (магарыч). В тех случаях, когда разбирается дело, имеющее не частный, а общественный интерес, сход, не назначая на виновного взыскания, оканчивает дело и требует поставки вина (магарыча), которое и выпивает вместе с виновными.

вернуться

125

Киевлянин, 1865, № 32.

вернуться

126

Там же, 1870, № 131.

вернуться

127

Казанские губ. ведомости, 1871, № 56. Обычай срамить за разврат был некогда весьма распространен в Европе. У германцев публичное посрамление употреблялось и как наказание, и как обряд развода. «Прелюбодеяния у столь многочисленного народа, — говорит Тацит, — весьма редки; наказание их совершается немедленно и предоставляется самим мужьям. Муж, обрезав жене волосы, обнаженную выгоняет ее из дому в присутствии родственников и гонит ее ударами плети через все селение» (De тог. Germ, XIX). В VIII в. наказание это продолжало существовать в Германии, но оно исполнялось уже не мужем, а толпою женщин. Во Франции в XV в. виновного в прелюбодеянии обсыпали перьями (Du Cange, Gross, изд. 1840 г., под словом Adulterium). Что касается до России, то едва ли существующий у нас обычай срамить за прелюбодеяние можно считать древним. Он вовсе не встречается в великорусских губерниях, и при господствовавшей прежде свободе половых сношений едва ли существование его было возможно.

вернуться

128

Терещенко, с. 228. Подведение под ярмо — наказание очень древнее. По словам Тита Ливия, оно было в употреблении у римлян в царский период (Hist., I, 26).

вернуться

129

Труды Комиссии…, т. 5, с. 139.

вернуться

130

Там же, с. 25.

вернуться

131

Единственное историческое известие о запрягании женщин в телегу мы находим в летописи: «Аще поехати будяще Обрину, не дадяше впрячи коня, ни вола, по веляше впрячи 3 ли, 4 ли, 5 ли жен в телегу и повезти Обърена, тако мучиху Дулебы!» (Поли. собр. летописей, т. 1, с. 5). Известие это не имеет, может быть, прямого отношения к существующему у нас обычаю, но оно, во всяком случае, не лишено некоторого значения, так как у нас запряганием в телегу наказываются почти исключительно одни только женщины.

вернуться

132

СПб. ведомости, 1872, № 224.

вернуться

133

Моск. ведомости, 1874. 30.

вернуться

134

Бессарабские обл. ведомости, 1869, № 12.

вернуться

135

Там же, 1873, № 18.

вернуться

136

Труды Комиссии..т. 3, с. 326.

вернуться

137

Там же, т. 6, с. 586.