– А Женя ведь болел не за «Торпедо» и даже не за «Спартак», как нынче модно стало. Он, насколько я знаю, всегда был поклонником донецкого «Шахтёра».
– Ну так! Верность «Шахтёру» досталась нам по наследству от отца, независимо от того, хорошо играла команда или плохо. Это из категории родного, раз и навсегда данного. Мы часто ходили на стадион, когда «Шахтёр» проводил в Москве важные игры. Тем более всегда смотрели матчи с его участием по телевизору и интересовались результатами его игр в чемпионатах. Приходя на стадион, Женя, как правило, заглядывал к футболистам в раздевалку, пел для них, старался поддержать их игровой тонус доброй шуткой… Жаль только, что ни брат, ни отец наш не дождались от родной команды чемпионских побед. Но зато хоть Кубком СССР дорогой «Шахтёр» нас несколько раз порадовал!
– Теперь мне понятно, почему Женя так расплакался, когда мы прилетели с ним из Штатов, кажется после Универсиады. В самолёте у пилотов был радиоприёмник, а «Шахтёр» в тот день играл в финале Кубка с киевским «Динамо». Несколько раз мы с Женей заходили в пилотскую кабину справиться о счёте. Наконец нам сказали, что «Маяк» передал: после первого тайма «Шахтёр» ведёт 1:0. Жене – как бальзам на душу! Решили даже по такому поводу глотнуть немного с бортпроводницами. После этого чуть-чуть прикорнули и проснулись, когда самолёт уже выруливал на посадку. Едва приземлились, Женька сразу в пилотскую: «Как там “Шахтёр”?» Ответ был для него подобен нокдауну: «Проиграл 2:1…» Слёзы потекли по щекам, как у ребёнка, словно случилось что-то совсем страшное или невмоготу обидное. Элла, приехавшая в аэропорт его встречать, тоже перепугалась, увидав мужа, выводимого в неописуемом горе из самолёта! Притом все уже вышли, а мы со стюардессами и пилотами его ещё несколько минут успокаивали. А Элка-то сама киевлянка и, услыхав о причине мужниных слёз, сразу своего супруга на место поставила: «Играл бы хорошо твой “Шахтёр”, так мне бы, может быть, пришлось плакать из-за проигрыша “Динамо”. А если он почти сам себе голы забивает, то хоть болей за него, хоть пой для него, хоть плачь – всё без толку!»
– Что тут говорить? Евгений Григорьевич был весьма впечатлительным парнем, а глубоко в душе – внутри себя, – случалось, бывал и нервным, и очень ранимым. Он ведь одно время даже гипнотизёра на дом выписывал. Но и гипнотизёр, в свою очередь, признавался: «Женина ямка на подбородке выдаёт в нём очень волевую, трудно поддающуюся гипнозу натуру». Бывало, поработает с ним этот экстрасенс, затем выходит тихо из спальни, аккуратно прикрывает за собой дверь и шёпотом, чтобы не разбудить усыплённого пациента, даёт Элле рекомендации, как вести себя с супругом в его отсутствие до завтра. Но только Элла выпроводит гипнотизёра за порог, открывается дверь из спальни – и выходит Женя со словами: «Я не могу! Такая понтяра! Какой там гипноз? Лежишь уже так, чтобы не обижать человека, вроде уснул. Двадцать минут какую-то ерунду рассказывает, спрашивает, не проплывают ли перед глазами мошки!..» – «Ну и что, – уже мы интересуемся, – мошки проплывали?» – «Да, – отвечает загипнотизированный, – две мошки минут пятнадцать назад проплыли с вёслами из спальни на кухню и с тех пор не возвращались…»
– Кстати, у Жени была одна любимая поговорка, он её, наверно, всю сознательную жизнь произносил: «Чем так жить, так лучше, не дай бог, умереть».
– Ну а другую присказку разве он не всю сознательную жизнь говаривал: «Лучше большой живот, чем маленький горб»!..
– А я на всю жизнь запомнил такую его хохму – транскрипцию классического: «Чем больше женщину мы меньше, тем меньше больше она нас». Поэзия!.. А вот и про театр каламбур есть: «Театр Склифосовского и Немировича-Гурченко»… Это ж надо до такого додуматься!