Женя любил делать сюрпризы. Рад был удружить всем и всегда. Предлагал услугу сам, первый, не дожидаясь просьбы об этом. Элла часто рассказывала, как супруг эффектно преподнёс ей сюрприз «умения плавать». Дело в том, что он долгое время не умел плавать (как и я, между прочим) и очень тяготился этим своим недостатком, решив-таки научиться во что бы то ни стало. Научился. Но как: чтобы никто из близких об этом не знал… И наконец, летом 1988 года, приехав с женой в Сочи и сразу придя на пляж, Женя с разбегу бросается в воду и плывёт «в море»! Ужасу супруги нет предела: то ли кричать, звать на помощь, то ли самой в море бросаться?! А он сделал круг, спокойно вышел на берег, как ни в чём не бывало, и лёг загорать. Мол, а что тут особенного?..
Появился свой дом, появились новые друзья, новые поэты-соавторы, новые песни. Содружество Мартынов – Дементьев продолжало являть на свет свои откровения: «Отчий дом», «Натали», «У Есенина день рождения», «Прости», «Ласточки домой вернулись»… Самые именитые и популярные поэты предлагали молодому композитору свои стихи и охотно подтекстовывали его мелодии. Это И. Кохановский, В. Харитонов, А. Вознесенский, С. Островой, Л. Дербенёв, М. Пляцковский, Н. Добронравов… Повсюду звенели Женины песни: «Я тебе весь мир подарю», «Соловьи поют, заливаются…», «Начни сначала», «Чайки над водой», «Весёлый зонтик», «Песня о моей любви»… Не смолкали и «старые мартыновские шедевры» (сейчас бы сказали: вчерашние хиты), порой мешая новым опусам зазвучать в полный голос.
Август 1978-го
«Сколько тебя я лет искал!..»
(Е. Мартынов)
Появились поклонницы с чемоданами и раскладушками, ночевавшие прямо у двери квартиры № 404. Смешно и трогательно вспоминать тех девушек, звонивших и писавших брату, признававшихся ему в любви, доказывавших мне со слезами на глазах, что такой верно любящей женщины, как она, Женя нигде никогда не найдёт, и потому умолявших меня помочь им встретиться с их возлюбленным и недоступным идеалом. Чего только в посылках не присылали: и вязаную одежду, и варенье, и пироги, и сувениры, и Женины портреты, и альбомы, посвящённые любимому артисту, и стихи о нём и для него!..
Телефон не смолкал. Женя к нему не подходил, отвечала Элла, я и родители.
Неизвестные голоса вещали мне в трубку:
– …Евгений, не обманывайте, это вы, я вас ни с кем не спутаю!..
А с Эллой разговаривали твёрдо и решительно, требуя незамедлительно позвать к телефону мужа:
– …Я знаю, он дома!.. Не надо ничего передавать, дайте ему трубку!.. Кто я? Я его знакомая, но по имени он меня не знает!..
Приходилось Жене, иногда всё-таки бравшему трубку, и подлости выслушивать:
– …Эллы нет? А вы знаете, где она?.. – И голос с другого конца телефонного провода подробно и «добросовестно» докладывал, где, зачем и с кем сейчас Женина супруга.
А Элла сидела рядом, безмятежно склонив голову на плечо мужу, и, ничего не подозревая, смотрела телевизор. Бывало и наоборот: подобное кто-то рассказывал Элле, а её безгрешный муж всё это с интересом слушал в другую трубку, находясь в соседней комнате, хотя, по рассказам телефонного «агента-абонента», должен был находиться там-то и там-то, у такой-то и с такой-то…
Когда я впервые приехал из Донецка в Женину новую квартиру – поздним вечером, накануне его 30-летия, – брат серьёзно и значительно сказал Элле (я запомнил даже тон сказанного):
– Кис, дай Юре лучшее бельё, новое одеяло и самую большую подушку!.. Это мой родной брат.
Женя никогда не забывал обо мне, из всех своих поездок и гастролей обязательно привозил что-нибудь младшему брату.
Между делами, негромко и деликатно, он не забывал спросить меня – и при этом упредить мой ответ:
– У тебя деньги есть?.. Возьми сам, сколько тебе надо. Ты знаешь, где они лежат. Не экономь.
Но самое главное, конечно же, не деньги и не заграничные вещи. Женя искренне считал меня куда более талантливым, нежели он сам, говоря всем об этом! Хотя каковы у него были основания к тому, я очень смутно представлял, несмотря на свою природную заносчивость и юношескую задиристость.