Выбрать главу
«Кончаю! страшно перечесть.... Стыдомъ и страхомъ замираю.... Но мнѣ порукой ваша честь, И смѣло ей себя ввѣряю..,» —

XXXII.

Татьяна то вздохнетъ, то охнетъ; Письмо дрожитъ въ ея рукѣ; Облатка розовая сохнетъ На воспаленномъ языкѣ. Къ плечу головушкой склонилась. Сорочка легкая спустилась Съ ея прелестнаго плеча. Но вотъ ужъ луннаго луча Сіянье гаснетъ. Тамъ долина Сквозь паръ яснѣетъ. Тамъ потокъ Засеребрился; тамъ рожокъ Пастушій будитъ селянина. Вотъ утро; встали всѣ давно: Моей Татьянѣ все равно.

XXXIII.

Она зари не замѣчаетъ, Сидитъ съ поникшею главой И на письмо не напираетъ Своей печати вырѣзной. Но, дверь тихонько отпирая, Ужъ ей Филатьевна сѣдая Приноситъ на подносѣ чай. — «Пора, дитя мое, вставай: Да ты, красавица, готова! О, пташка ранняя моя! Вечоръ ужъ какъ боялась я! Да, слава Богу, ты здорова! Тоски ночной и слѣду нѣтъ, Лице твое какъ маковъ цвѣтъ.»

XXXIV.

— «Ахъ! няня, сдѣлай одолженье....» — «Изволь, родная, прикажи.» — «Не думай... право... подозрѣнье.., Но видишь... Ахъ! не откажи.» — «Мой другъ, вотъ Богъ тебѣ порука.» — «И такъ пошли тихонько внука Съ запиской этой къ О.... къ тому... Къ сосѣду.... да велѣть ему — Чтобъ онъ не говорилъ ни слова, Чтобъ онъ не называлъ меня...» — «Кому-же, милая моя? Я нынче стала безтолкова. Кругомъ сосѣдей много есть — Куда мнѣ ихъ и перечесть.»

XXXV.

— «Какъ недогадлива ты, няня!» — «Сердечный другъ, ужъ я стара, Стара; тупѣетъ разумъ, Таня; А то, бывало, я востра: Бывало, слово барской воли...» — «Ахъ, няня, няня! до того ли? Что нужды мнѣ въ твоемъ умѣ? Ты видишь, дѣло о письмѣ Къ Онѣгину.» — «Ну дѣло, дѣло. Не гнѣвайся, душа моя, Ты знаешь, непонятна я... Да что жъ ты снова поблѣднѣла?» — «Такъ, няня, право ничего. Пошли же внука своего.» —

XXXVI.

Но день протекъ, и нѣтъ отвѣта. Другой насталъ: все нѣтъ, какъ нѣтъ. Блѣдна какъ тѣнь, съ утра одѣта, Татьяна ждетъ: когда жъ отвѣтъ? Пріѣхалъ Ольгинъ обожатель. — «Скажите: гдѣ же вашъ пріятель?» Ему вопросъ хозяйки былъ: «Онъ что-то насъ совсѣмъ забылъ.» Татьяна, вспыхнувъ, задрожала. — «Сегодня быть онъ обѣщалъ,» Старушкѣ Ленской отвѣчалъ: «Да, видно, почта задержала.» — Татьяна потупила взоръ, Какъ будто слыша злой укоръ.

XXXVII.

Смеркалось; на столѣ, блистая, Шипѣлъ вечерній самоваръ, Китайскій чайникъ нагрѣвая; Подъ нимъ клубился легкій паръ. Разлитый Ольгиной рукою, По чашкамъ темною струею Уже душистый чай бѣжалъ, И сливки мальчикъ подавалъ; Татьяна предъ окномъ стояла, На стекла хладныя дыша, Задумавшись, моя душа, Прелестнымъ пальчикомъ писала На отуманенномъ стеклѣ Завѣтный вензель: О да Е.

XXXVIII.

И между тѣмъ, душа въ ней ныла, И слезъ былъ полонъ томный взоръ. Вдругъ топотъ!... кровь ея застыла, Вотъ ближе! скачутъ,.. и на дворъ Евгеній! «Ахъ!» — и легче тѣни Татьяна прыгъ въ другія сѣни Съ крыльца на дворъ, и прямо въ садъ; Летитъ, летитъ; взглянуть назадъ Не смѣетъ; мигомъ обѣжала Куртины, мостики, лужокъ, Аллею къ озеру, лѣсокъ, Кусты сирень переломала, По цвѣтникамъ летя къ ручью И задыхаясь, на скамью