Выбрать главу

XLVI.

Дай оглянусь. Простите жъ, сѣни, Гдѣ дни мои текли въ глуши, Исполненны страстей и лѣни И сновъ задумчивой души. А ты младое вдохновенье, Волнуй мое воображенье, Дремоту сердца оживляй, Въ мой уголъ чаще прилетай, Не дай остыть душѣ поэта, Ожесточиться, очерствѣть, И наконецъ окаменѣть Въ мертвящемъ упоеньи свѣта, Въ семъ омутѣ, гдѣ съ вами я Купаюсь, милые друзья!40

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

Москва, Россіи дочь любима, Гдѣ равную тебѣ сыскать?
Дмитріевъ.
Какъ не любить родной Москвы?
Баратынскій.
Гоненье на Москву! что значитъ видѣть свѣтъ!             Гдѣ жъ лучше?                             Гдѣ насъ нѣтъ.
Грибоѣдовъ.

I.

Гонимы вешними лучами, Съ окрестныхъ горъ уже снѣга Сбѣжали мутными ручьями На потопленные луга. Улыбкой ясною природа Сквозь сонъ встрѣчаетъ утро года; Синѣя, блещутъ небеса. Еще прозрачные, лѣса Какъ будто пухомъ зеленѣютъ. Пчела за данью полевой Летитъ изъ кельи восковой. Долины сохнутъ и пестрѣютъ; Стада шумятъ, и соловей Ужъ пѣлъ въ безмолвіи ночей.

II.

Какъ грустно мнѣ твое явленье, Весна, весна! пора любви! Какое темное волненье Въ моей душѣ, въ моей крови! Съ какимъ тяжелымъ умиленьемъ Я наслаждаюсь дуновеньемъ Въ лице мнѣ вѣющей весны, На лонѣ сельской тишины! Или мнѣ чуждо наслажденье, И все, что радуетъ, живитъ, Все, что ликуетъ и блеститъ, Наводитъ скуку и томленье На душу мертвую давно, И все ей кажется темно?

III.

Или, не радуясь возврату Погибшихъ осенью листовъ, Мы помнимъ горькую утрату, Внимая новый шумъ лѣсовъ; Или, съ природой оживленной Сближаемъ думою смущенной Мы увяданье нашихъ лѣтъ, Которымъ возрожденья нѣтъ? Быть можетъ, въ мысли намъ приходитъ Средь поэтическаго сна Иная, старая весна, И въ трепетъ сердце намъ приводитъ Мечтой о дальней сторонѣ, О чудной ночи, о лунѣ.....

IV.

Вотъ время: добрые лѣнивцы, Эпикурейцы-мудрецы, Вы, равнодушные счастливцы, Вы, школы Левшина41 птенцы, Вы, деревенскіе Пріамы, И вы, чувствительныя дамы, Весна въ деревню васъ зоветъ, Пора тепла, цвѣтовъ, работъ, Пора гуляній вдохновенныхъ И соблазнительныхъ ночей. Въ поля, друзья! скорѣй, скорѣй, Въ каретахъ, тяжко нагруженныхъ, На долгихъ иль на почтовыхъ Тянитесь изъ заставъ градскихъ.

V.

И вы, читатель благосклонный, Въ своей коляскѣ выписной, Оставьте градъ неугомонный, Гдѣ веселились вы зимой; Съ моею музой своенравной Пойдемте слушать шумъ дубравной Надъ безъименною рѣкой, Въ деревнѣ, гдѣ Евгеній мой, Отшельникъ праздный и унылой, Еще недавно жилъ зимой Въ сосѣдствѣ Тани молодой, Моей мечтательницы милой; Но гдѣ его теперь ужъ нѣтъ... Гдѣ грустный онъ оставилъ слѣдъ.

VI.

Межъ горъ, лежащихъ полукругомъ, Пойдемъ туда, гдѣ ручеекъ, Віясь, бѣжитъ зеленымъ лугомъ Къ рѣкѣ сквозь липовый лѣсокъ. Тамъ соловей, весны любовникъ, Всю ночь поетъ; цвѣтетъ шиповникъ, И слышенъ говоръ ключевой — Тамъ видѣнъ камень гробовой Въ тѣни двухъ сосенъ устарѣлыхъ. Пришельцу надпись говоритъ: «Владиміръ Ленской здѣсь лежитъ, «Погибшій рано смертью смѣлыхъ, «Въ такой-то годъ, такихъ-то лѣтъ. «Покойся, юноша-поэтъ!»

VII.

На вѣтви сосны приклоненной, Бывало, ранній вѣтерокъ Надъ этой урною смиренной Качалъ таинственный вѣнокъ; Бывало, въ поздніе досуги Сюда ходили двѣ подруги, И на могилѣ при лунѣ, Обнявшись, плакали онѣ. Но нынѣ... памятникъ унылой Забытъ. Къ нему привычный слѣдъ Заглохъ. Вѣнка на вѣтви нѣтъ; Одинъ, надъ нимъ, сѣдой и хилой Пастухъ по прежнему поетъ И обувь бѣдную плететъ.