Быть можно дѣльнымъ человѣкомъИ думать о красѣ ногтей:Къ чему безплодно спорить съ вѣкомъ?Обычай деспотъ межъ людей.Второй ***, мой Евгеній,Боясь ревнивыхъ осужденій,Въ своей одеждѣ былъ педантъИ то, что мы назвали франтъ.Онъ три часа, по крайней мѣрѣ,Предъ зеркалами проводилъ,И изъ уборной выходилъПодобный вѣтренной Венерѣ,Когда, надѣвъ мужской нарядъ,Богиня ѣдетъ въ маскарадъ.
XXVI.
Въ послѣднемъ вкусѣ туалетомъЗанявъ вашъ любопытный взглядъ,Я могъ бы предъ ученымъ свѣтомъЗдѣсь описать его нарядъ;Конечно бъ это было смѣло,Описывать мое же дѣло:Но панталоны, фракъ, жилетъ,Всѣхъ этихъ словъ на Русскомъ нѣтъ;А вижу я, винюсь предъ вами,Что ужъ и такъ мой бѣдный слогъПестрѣть гораздо меньше бъ могъИноплеменными словами,Хоть и заглядывалъ я встарьВъ Академическій Словарь.
XXVII.
У насъ теперь не то въ предметѣ:Мы лучше поспѣшимъ на балъ,Куда стремглавъ въ ямской каретѣУжъ мой Онѣгинъ поскакалъ.Передъ померкшими домамиВдоль сонной улицы рядамиДвойные фонари каретъВеселый изливаютъ свѣтъ,И радуги на снѣгъ наводятъ;Усѣянъ плошками кругомъ,Блеститъ великолѣпный домъ;По цѣльнымъ окнамъ тѣни ходятъ,Мелькаютъ профили головъИ дамъ, и модныхъ чудаковъ.
XXVIII.
Вотъ нашъ герой подъѣхалъ къ сѣнямъ;Швейцара мимо, онъ стрѣлойВзлетѣлъ по мраморнымъ ступенямъ,Расправилъ волоса рукой,Вошелъ. Полна народу зала;Музыка ужъ гремѣть устала;Толпа мазуркой занята;Кругомъ и шумъ, и тѣснота;Брянчатъ кавалергарда шпоры;Летаютъ ножки милыхъ дамъ;По ихъ плѣнительнымъ слѣдамъЛетаютъ пламенные взоры,И ревомъ скрыпокъ заглушенъРевнивый шопотъ модныхъ женъ.
XXIX.
Во дни веселій и желанійЯ былъ отъ баловъ безъ ума:Вѣрнѣй нѣтъ мѣста для признанійИ для врученія письма.О вы, почтенные супруги!Вамъ предложу свои услуги;Прошу мою замѣтить рѣчь:Я васъ хочу предостеречь.Вы также, маменьки, построжеЗа дочерьми смотрите вслѣдъ:Держите прямо свой лорнетъ!Не то... не то избави, Боже!Я это потому пишу,Что ужъ давно я не грѣшу.
XXX.
Увы, на разныя забавыЯ много жизни погубилъ!Но если бъ не страдали нравы,Я балы бъ до сихъ поръ любилъ.Люблю я бѣшеную младость,И тѣсноту, и блескъ, и радость,И дамъ обдуманный нарядъ;Люблю ихъ ножки: только врядъНайдете вы въ Россіи цѣлойТри пары стройныхъ женскихъ ногъ.Ахъ, долго я забыть не могъДвѣ ножки!... Грустный, охладѣлой,Я все ихъ помню, и во снѣОнѣ тревожатъ сердце мнѣ.
XXXI.
Когда жъ, и гдѣ, въ какой пустынѣ,Безумецъ, ихъ забудешь ты?Ахъ, ножки, ножки! Гдѣ вы нынѣ?Гдѣ мнете вешніе цвѣты?Взлелѣяны въ восточной нѣгѣ,На сѣверномъ, печальномъ снѣгѣВы не оставили слѣдовъ:Любили мягкихъ вы ковровъРоскошное прикосновенье.Давноль для васъ я забывалъИ жажду славы, и похвалъ,И край отцевъ, и заточенье?Исчезло счастье юныхъ лѣтъ —Какъ на лугахъ вашъ легкій слѣдъ.
XXXII.
Діаны грудь, ланиты ФлорыПрелестны, милые друзья!Однако ножка ТерпсихорыПрелестнѣй чѣмъ-то для меня.Она, пророчествуя взглядуНеоцѣненную награду,Влечетъ условною красойЖеланій своевольный рой.Люблю ее, мой другъ Эльвина,Подъ длинной скатертью столовъ,Весной на муравѣ луговъ,Зимой на чугунѣ камина,На зеркальномъ паркетѣ залъ,У моря на гранитѣ скалъ.
XXXIII.
Я помню море предъ грозою:Какъ я завидовалъ волнамъ,Бѣгущимъ бурной чередоюСъ любовью лечь къ ея ногамъ!Какъ я желалъ тогда съ волнамиКоснуться милыхъ ногъ устами!Нѣтъ, никогда средь пылкихъ днейКипящей младости моейЯ не желалъ съ такимъ мученьемъЛобзать уста младыхъ Армидъ,Иль розы пламенныхъ ланитъ,Иль перси, полныя томленьемъ;Нѣтъ, никогда порывъ страстейТакъ не терзалъ души моей!