Выбрать главу

XLV.

Условій свѣта свергнувъ бремя, Какъ онъ отставъ отъ суеты, Съ нимъ подружился я въ то время. Мнѣ нравились его черты, Мечтамъ невольная преданность, Неподражательная странность И рѣзкій, охлажденный умъ. Я былъ озлобленъ, онъ угрюмъ; Страстей игру мы знали оба: Томила жизнь обоихъ насъ; Въ обоихъ сердца жаръ погасъ; Обоихъ ожидала злоба Слѣпой Фортуны и людей На самомъ утрѣ нашихъ дней.

XLVI.

Кто жилъ и мыслилъ, тотъ не можетъ Въ душѣ не презирать людей; Кто чувствовалъ, того тревожитъ Призракъ не возвратимыхъ дней: Тому ужъ нѣтъ очарованій, Того змія воспоминаній, Того раскаянье грызетъ. Все это часто придаетъ Большую прелесть разговору. Сперва Онѣгина языкъ Меня смущалъ; но я привыкъ Къ его язвительному спору, И къ шуткѣ, съ желчью пополамъ, И злости мрачныхъ эпиграммъ.

XLVII.

Какъ часто лѣтнею порою, Когда прозрачно и свѣтло Ночное небо надъ Невою8, И водъ веселое стекло Не отражаетъ ликъ Діаны, Воспомня прежнихъ лѣтъ романы, Воспомня прежнюю любовь, Чувствительны, безпечны вновь, Дыханьемъ ночи благосклонной Безмолвно упивались мы! Какъ въ лѣсъ зеленый изъ тюрьмы Перенесенъ колодникъ сонной Такъ уносились мы мечтой Къ началу жизни молодой.

XLVIII.

Съ душою, полной сожалѣній, И опершися на гранитъ, Стоялъ задумчиво Евгеній, Какъ описалъ себя Піитъ9. Все было тихо; лишь ночные Перекликались часовые; Да дрожекъ отдаленный стукъ Съ Мильонной раздавался вдругъ; Лишь лодка, веслами махая, Плыла по дремлющей рѣкѣ: И насъ плѣняли вдалекѣ Рожекъ и пѣсня удалая. Но слаще, средь ночныхъ забавъ, Напѣвъ Торкватовыхъ октавъ!

XLIX.

Адріатическія волны, О, Брента! нѣтъ, увижу васъ, И, вдохновенья снова полный, Услышу вашъ волшебный гласъ! Онъ святъ для внуковъ Аполлона; По гордой лирѣ Альбіона Онъ мнѣ знакомъ, онъ мнѣ родной. Ночей Италіи златой Я нѣгой наслажусь на волѣ; Съ Венеціянкою младой, То говорливой, то нѣмой, Плывя въ таинственной гондолѣ, — Съ ней обрѣтутъ уста мои Языкъ Петрарки и любви.

L.

Придетъ ли часъ моей свободы? Пора, пора! — взываю къ ней; Брожу надъ моремъ10, жду погоды, Маню вѣтрила кораблей. Подъ ризой бурь, съ волнами споря, По вольному распутью моря Когдажъ начну я вольный бѣгъ? Пора покинуть скучный брегъ Мнѣ непріязненной стихіи, И средь полуденныхъ зыбей, Подъ небомъ Африки моей11, Вздыхать о сумрачной Россіи, Гдѣ я страдалъ, гдѣ я любилъ, Гдѣ сердце я похоронилъ.

LI.

Онѣгинъ былъ готовъ со мною Увидѣть чуждыя страны; Но скоро были мы судьбою На долгій срокъ разведены. Отецъ его тогда скончался. Передъ Онѣгинымъ собрался Заимодавцевъ жадный полкъ. У каждаго свой умъ и толкъ: Евгеній, тяжбы ненавидя, Довольный жребіемъ своимъ, Наслѣдство предоставилъ имъ, Большой потери въ томъ не видя, Иль предузнавъ изъ далека Кончину дяди старика.

LII.

Вдругъ получилъ онъ въ самомъ дѣлѣ Отъ управителя докладъ, Что дядя при смерти въ постелѣ И съ нимъ проститься былъ бы радъ. Прочтя печальное посланье, Евгеній тотчасъ на свиданье Стремглавъ по почтѣ поскакалъ И ужъ заранѣе зѣвалъ, Приготовляясь, денегъ ради, На вздохи, скуку и обманъ (И тѣмъ я началъ мой романъ); Но, прилетѣвъ въ деревню дяди, Его нашелъ ужъ на столѣ, Какъ дань, готовую землѣ.