Начала я думать о Вас, когда мне случайно в руки попали Ваши стихи. Совпадение настроений этих стихов с моими, какие-то внутренние пути, которые угадываю и по которым я тоже нехотя иду, — очень меня всколыхнуло. Я, как девочка из почты «Задушевного слова» тоже захотела написать стихи и сейчас же доложить Вам: «И у нас на Зубовском бульваре тоже живут мятущиеся души. Напишите, девочки, у кого какая мятущаяся душа!..»
Очень сложно мне сейчас жить, Евгений Львович, я — в полосе неудач, а привычки к этому нет, нет закалки, п. ч. я — «благополучный бутуз». Как звал меня один приятель. Пожалуйста, напишите мне что-нибудь. Кальма».
Зато у Шварца и привычка, и закалка к плохим полосам была прекрасная. Но жить от этого не становилось легче.
21 октября Евгению Львовичу исполнилось пятьдесят лет… «Что же случилось за последний год? — задался он вопросом в этот день. — Написано «Царь Водокрут» (сценарий и пьеса), «Иван Честной работник» (пьеса для ремесленников. Для их самодеятельности), сценарий «Первая ступень» — для «Союздетфильма», сделал два акта пьесы для Акимова. Начал пьесу «Один день»… Что же все-таки принес мне этот год? В литературе стало очень напряженно. Решение ЦК резко изменило обстановку. В театре и в кино не легче. Особенно в кино. Что я сделал к пятидесяти годам? Не знаю, не знаю. Я мало работаю. Что будет? Не знаю. Если сохраню бессмысленную радость бытия, умение бессмысленно радоваться и восхищаться — жить можно. Сегодня проснулся с ощущением счастья…».
К «Ивану Честному работнику» он ещё вернется. Вернемся к нему и мы. «Первая ступень», напомню, стала «Первоклассницей». «Один день», на который 7 января сорок седьмого Шварц подпишет договор с театром Комедии, потом станет сценарием «Первый год» или пьесой «Повесть о молодых супругах», о которых разговор тоже в недалеком будущем.
Примерно в то же время Шварц записал в тетрадь молодой артистке театра Комедии Людмиле Люлько, — свой «Памятник».
И это лишь в пятьдесят лет!
А 15 января 1947 года у Евгения Львовича закончилась первая «Амбарная книга». Последняя запись в ней: «Вот и кончается моя старая тетрадь. Ездила она в Сталинабад, ездила в Москву. В Кирове ставили на неё электрическую плитку — поэтому в центре бумага пожелтела. Забывал я её, вспоминал. Не писал месяцами, писал каждый день. Больше всего работал я в Кирове и записывал там больше всего… Начну теперь новую тетрадь. А вдруг жизнь пойдет полегче? А вдруг я наконец начну работать подряд, помногу и удачно? А вдруг я умру вовсе не скоро и успею ещё что-нибудь сделать? Вот и вся тетрадь…».
И первая запись в новой тетради — 16 января: «Года с двадцать шестого были у меня толстые переплетенные тетради, в которые я записывал беспорядочно, что придется и когда придется. Уезжая в декабре 41-го из Ленинграда в эвакуацию на самолете, куда нам разрешили взять всего 20 кило груза, я тетради эти сжег, о чем жалею теперь. Но тогда казалось, что старая жизнь кончилась, жалеть нечего. В Кирове в апреле 42-го завел я по привычке новую тетрадь, которую и кончил вчера… Сейчас первый час. Вдруг мороз пропал — дождь идет как будто, на душе смутно. Я мастер ничего не видеть, ничего не обсуждать и верить, даже веровать, что все обойдется. Но через этот туман начинает проступать ощущение вещей, на которые глаз-то не закроешь. Лет много. Написано мало. Навыков профессиональных нет. Каждую новую вещь я начинаю писать, как первую, со страхом…».
16 марта Шварц получил телеграмму из Берлина:
«Ленинград, писателю Шварцу.
[Из] Берлина.
Двадцать седьмого марта в Берлине в театре имени Рейнгардта премьера Вашей пьесы Тень. Снежная королева успешно идет во многих городах. Сердечный привет = Жресветов Дымчинын».