Просидев с полчасика в тени на ветерке, который иногда не дует по случаю полного штиля, я иду в воду, которая, как всегда, прекрасна. Температура воды сегодня была — 26 градусов.
Искупавшись и отдохнув, я отправляюсь пешком обратно. Иду для разнообразия другим путем, не сворачивая к почте и телефонной станции, иду прямо по великолепной улице Сталина вверх по крутой лестнице, но все под такими же цветущими деревьями. Домой в гостиницу прихожу часам к одиннадцати. Уже очень жарко. Я принимаю душ и либо пишу письма, либо думаю, либо, если уж очень жарко, — засыпаю.
В три иду вместе с Акимовым и Юнгер обедать — и снова домой, пока не спадет жара. Это значит часов до шести. Тут я снова отправляюсь в путь, но на этот раз куда придется. Либо по старому шоссе, вспоминая, как шел тут тридцать пять лет назад с Юркой Соколовым в Красную Поляну, либо куда глаза глядят.
Все это хорошо, но в результате этого образа жизни у меня разыгрывается к концу дня такой аппетит, что хоть караул кричи. Но я не кричу караул, а ем себе на здоровье, чем быстро восстанавливаю все, что потерял за день.
Вот тебе, доченька, полный отчет обо всей моей жизни. Говорил с Катей по телефону. Слышно было прекрасно. Как жаль, что у тебя нет телефона!
Пиши мне почаще, и я буду доволен жизнью вполне. Целую тебя и всех.
Твой папа».
Но в очередной раз позвонив домой, он узнает, что Екатерина Ивановна заболела. И 7 августа он покидает Сочи.
А вскоре Акимова отлучат от театра Комедии, и «Первый год» так и не будет поставлен.
Еще в декабре 1947 года Шварца выбрали в Правление Союза писателей. И он вынужден был хоть изредка бывать в Союзе, участвовать в работе секций драматургов и детской литературы. Его стали приглашать театры на обсуждения новых пьес.
Высказывался он обычно без всяких околичностей, невзирая на авторов, говорил только то, что думает. Порой заступался за осуждаемых писателей, порой не принимал произведения своих коллег «с именами» (даже если это друзья). Часто его высказывания имеют общелитературный, да и общечеловеческий интерес.
Так, 14 мая 1948 года Юрий Герман на заседании Правления зачитал отзыв Шварца о повести В. М. Глинки «Русский марш». «Я прочел повесть Глинки в первом варианте, — писал он, — затем после значительной авторской обработки её, наконец, в теперешнем её виде — в листах, вполне готовых к печати. Даже в первоначальном своем варианте повесть произвела на меня впечатление поразительное! Это тот вид исторического художественного произведения, которое нужно современному читателю, которое дает отчетливое представление о старом, пересматривая его с новой точки зрения. Историческим познаниям автора веришь. Характеры героев — убедительны. Фабула увлекает и волнует. После огромной, необычайно добросовестной, творческой, многократной авторской переработки — повесть стала более значительной. Страшно представить себе, что весь этот труд пропадет напрасно. Вношу предложение об утверждении этой книги в плане».
А вот в тюзовском спектакле по «Двенадцати месяцам» С. Я. Маршака Шварц отмечает, что «при первом знакомстве с пьесой» он «не увидел опасностей, таящихся в ней». И «темп, в котором идет спектакль, не помогает преодолеть недостатки пьесы» (8 марта 1946 г.).
Вступился за поэта Семена Ботвинника, которого не хотели принимать в Союз (29 октября 1948 г.). «Ботвинник — член нашего литературного объединения при «Молодой гвардии», — говорил тогда С. Воронин. — На днях были выступления наших товарищей в институте Герцена. Там выступал и Ботвинник. Я не присутствовал, но, судя по высказываниям товарищей, они свидетельствуют о том, что студенты и профессора высказывались очень резко по поводу стихов, написанных Ботвинником…».
«Шварц: Скажу по поводу выступления в Герценовском институте. Я не считаю, что если у меня провалится пьеса, если меня освищут и выругают не только представители одного из наших институтов, а вся публика, сидящая здесь, — меня уже надо вышибать из Союза. А вдруг театр виноват? А вдруг слушали не так, как нужно?