А. Г. Иванов: «Я с большим любопытством и, надо сказать, с большой опаской начал читать этот сценарий. Я думал о том, как же можно такое огромное, знаменитое, оставшееся в веках произведение вместить в один сценарий. И был приятно удивлен, начав читать сценарий и без остановки прочитав его до конца. Он мне показался чрезвычайно интересным и очень искусно сделанным».
С. Д. Васильев: «Заключать мне сегодня очень легко, ибо единодушное мнение членов художественного совета — одобрить работу… Думаю, что наше решение может быть таким: принять этот литературный сценарий и направить его на рассмотрение в соответствующие утверждающие инстанции. Что касается наших замечаний, мне кажется, что нет надобности их особенно формулировать, а просто предложить автору познакомиться со стенограммой и при разработке режиссерского сценария по возможности их учесть».
Шварц в Ленинграде, Козинцев с семьей — в Ялте. Начинается интенсивная переписка между ними. В ней и болезни, и волнение за судьбу будущего фильма. Начинает её Григорий Михайлович. 29 мая он пишет: «Дорогой Евгений Львович, наконец, имею возможность написать Вам. Первая часть наших похождений была крайне неудачна. Приехали и выяснили, что жилья подходящего нет. Хорошо погуляв по городу, — нам стало ясно, что ехать так далеко не было никакого резона. Просто надо было снять угол в пивном ларьке на углу Кировского и Большого и жить там. Поселились в гостинице. Под окном, не умолкая, работала камнедробилка, каток и ещё две-три машины неизвестного мне назначения, подобранные, очевидно, по принципу: давай, какая погромче!..
Отсутствие умывальника и тот сортир, описать который мог бы лишь Чиаурели (масштабный художник в эпическом духе), с лихвой искупались двумя полотнами, украшавшими комнату: на одном (не зря!) были изображены розы, на другом нечто, до сих пор для меня неясное. Пять девиц подпрыгивали в воздух, делая грациозные жесты и глядя в сторону шестой фигуры, стоящей несколько сбоку. В этом варианте — это была тоже девица в трусиках. Я пишу «в этом варианте», потому что если бы это была фигура, украшенная выпущенными наружу знаками мужского достоинства, — то сюжет был бы понятен.
Пишу все это потому, что думаю о судьбе «Дон Кихота». Не произошло ли ещё с ним нечто подобное? И так — с картинами и камнедробилкой — мы прожили шесть дней. Кроме того, очень украшала жизнь беготня по городу в поисках пристойного жилья. Темные мысли о безотлагательном возвращении домой — не оставляли меня.
Но произошло чудо, и наконец мы переехали в дивную комнату. Это комната с балконом над морем. Здесь милые хозяева и тишина. Я валяюсь сегодня с утра, открыв все окна на море.
Думаю, что результаты воспаления легких я как-то ликвидирую, но результаты шести прошлых дней на отдыхе — мне уже не зализать. Кстати, кашляю я здесь гораздо больше, нежели в Ленинграде. Погода как будто улучшается — сегодня совсем тепло. Все время думаю о наших делах.
Как Ваше здоровье? Встали ли уже с постели и что Вам нужно делать дальше для полного исцеления?
Может быть, Вам имеет смысл приехать сюда? Вся трудность только в хорошей комнате. Все остальное (еда, море, тепло) очень пристойно.
По планам Шостака — он, Еней и Москвин должны заехать за мной сюда к 15 июня. Но я во все эти кинематографические расписания не верю.
Очень хочу получить от Вас письмо, и главное — с подробным описанием — как с болезнями. Большой привет Екатерине Ивановне от меня и Вали и самые лучшие пожелания. Целую. Г. Козинцев».
М. С. Шостак — директор картины; Валя — жена Григория Михайловича Валентина Георгиевна.
1 июня Шварц, уже знавший о результатах худсовета по сценарию, отвечает: «Дорогой Григорий Михайлович — я все ещё лежу, таков приказ врачей. После Вашего отъезда сделана была третья кардиограмма. Дембо и Резвин устроили у меня нечто вроде консилиума и, сопоставляя все данные, пришли к заключению, что инфаркт все-таки был. Четвертая кардиограмма показывает улучшение. В пятницу, третьего, предстоит ещё одна. Резвин обещает, что разрешит перебраться в Комарово, если будет она пристойна. А Дембо решительно заявил по телефону, что об этом и думать нечего. Вот тут и решай. Я-то убежден, что ничего у меня нет и не было, но анализ крови, температура, которая иной раз продолжает подниматься, пугает врачей, а больше всего Катерину Ивановну, которая велит их слушаться. Вот Вам полный отчет о моем здоровье, согласно Вашему распоряжению.