Но это признание «ошибки» не произвело на последующих ораторов должного впечатления. Заседание продолжалось в том же направлении. Выступивший уже почти в конце Л. Рахманов сказал: «Я с самого начала надеялся, что кто-нибудь скажет о работе сценариста картины, и был очень рад, когда Александр Викторович о нем вспомнил». (Подчеркнуто мною. — Е. Б.).
Выступая с заключительным словом, Г. Козинцев благодарил весь коллектив студии и картины за помощь, многие были поименованы по фамилиям. Не было названо только имени Шварца.
Картина вышла на экраны 23 мая 1957 года. Над фильмом работали операторы А. Москвин и А. Дудко (павильоны), И. Грицюс и Э. Розовский (натура); художник Е. Еней (декорации Ламанчи Натана Альтмана), композитор Кара Караев, художник-гример В. Ульянов, дрессировщик Б. Эдер, фехтование И. Кох, дирижер И. Рабинович. В заглавной роли снимался Н. Черкасов, в роли Санчо Панса — Ю. Толубеев, С. Бирман — экономка, С. Григорьева — племянница, В. Колпаков — цирюльник, Альдонса — Л. Касьянова, Альтисидора — Т. Агамирова, Г. Вицин — Корраско, Б. Фрейндлих — герцог, Л. Вертинская — герцогиня, Г. Волчек — Мариторнес, О. Викланд — крестьянка, А. Бениаминов — пастух, Сережа Цомаев — Андрес, В. Казаринов — хозяин постоялого двора и другие.
Но и пресса, сопровождавшая выход фильма, не восстановила справедливости по отношению к литературному первоисточнику. Особенно досадна в этом отношении большая статья Александра Аникста в журнале «Искусство кино» (1957. № 6). И хотя он понимает, что «перед сценаристом стояла труднейшая задача: вместить огромное идейное и художественное богатство великого романа в тесные рамки односерийного фильма» и что «решение этой задачи было найдено самое верное», однако он подробнейшим образом прослеживал связи романа Сервантеса и толкование их режиссером, а не сценаристом. Так Аникст утверждал, что именно «Г. Козинцев с подлинным мастерством решил труднейшую задачу экранизации грандиозного романа» и «создал художественное произведение, обладающее самостоятельной жизнью…», что фильм Г. Козинцева подобен новой планете, правда, «светящейся отраженным светом». Что «новое в трактовке Г. Козинцева состоит в том, что он поднимает историю Дон-Кихота до высот подлинного трагизма…». И т. д.
Другое дело друзья, коллеги по литературному цеху.
Посмотрев фильм, Л. А. Малюгин писал Евгению Львовичу: «Вчера смотрел «Дон-Кихота» и получил огромное наслаждение. Это из таких впечатлений, когда хочется рассказать друзьям, немедленно звонить по телефону, писать письма. А главное — размышлять. Какая грустная вещь о том, как настоящий человек мечется по свету и все время натыкается или на надменных неискренних людей, или просто на свиные рыла. Твоя работа — первоклассная, слова отборные, литые. Мы пишем сценарии, как письма, а ты — как телеграмму, каждое слово — тридцать копеек! Молодчина! И Козинцев молодец — это настоящий кинематограф, какого мы уже давно не видели! Черкасов мне, признаться, понравился мало. В нем нет ни настоящей трогательности, ни смешного, где-то он на ближних подступах к образу. Но Толубеев — экстра-люкс-прима, как говорили поляки в 39 году во Львове. И все остальные хороши, даже бессловесные персонажи, впечатление такое, как будто близко познакомился с сотней людей. Большое спасибо — это такое счастье прикоснуться к настоящему искусству…».
А вскоре пришло ещё одно письмо, которое тоже порадовало Евгения Львовича, что он отметил его даже в дневнике. «Вышло так, что я почти одновременно узнал две Ваши вещи, — писал искусствовед И. И. Шнейдерман, — посмотрел дважды «Дон Кихота» и прочитал пьесу «Дракон». Пьеса, по-моему, — вещь гениальная в полном смысле этого слова. Я был потрясен. Такие произведения не пропадают, ей жить и жить века, её будут открывать заново и поражаться точности формул, выразивших сущность целой эпохи. Фильм глубоко взволновал меня и жестокой правдой своей и добротой, в которой я узнал Вас, Вашу светлую человеческую сущность. Не сердитесь за эти слова, они — от сердца. Легко быть добрым, живя в облаке иллюзий. Но так видеть жизнь, быть таким трезвым — и сохранить веру в добро, это дано только большим людям. Или по настоящему простым людям, на которых вся жизнь держится. У Вас есть и то, и то, сердце простого человека, талант человека великого. Легче жить на свете, когда знаешь, что есть такие люди, как Вы. Еще раз извините, сам не переношу сердечных излияний, но тут не мог удержаться».