Он разделся, погасил свечу и лег в постель. Утомленный трудным путешествием, он скоро заснул таким крепким сном, что тихий шум едва ли мог его разбудить.
В комнате было темно; слабый косой луч месяца проникал через окно, постепенно продвигаясь по полу и стене к кровати спящего.
Оставив гостя и заметив его туго набитый кошелек, хозяин возвратился в нижние комнаты и, не найдя там слуги, отправился в конюшню.
Тихо отворил он дверь, везде было темно; хозяин осторожно прокрался в соседнюю с конюшней комнату и убедился, что Валентине» крепко заснул на стоявшей там кровати.
Потом хозяин «Гранады» возвратился в дом.
Войдя через заднюю дверь в темный коридор, который вел к нише в общем зале, он заметил человека, стоявшего у лестницы, которая вела в подвал со сводами.
– Ого, кто там? – спросил он вполголоса.
– Тише, разве вы меня не узнали?
– Вы тот самый сеньор, который был у меня недавно с честными братьями.
– Второпях я забыл заплатить вам за вино! Незнакомец и его слуга еще внизу?
– Нет, сеньор, оба отправились спать.
– Хорошо, мне нужно с вами переговорить.
– Потрудитесь войти со мной в гостиницу.
– С условием запереть все двери, чтобы нас никто не застал врасплох, – сказал Эндемо, понижая голос.
– Я исполню ваше желание, сеньор! Вы возвратились в монастырь по той же дороге? – спросил тихо хозяин, идя вперед по коридору, чтобы отворить дверь в освещенную гостиницу.
Эндемо не отвечал и пошел за ним тогда только, когда хозяин запер дверь в коридор, откуда вела лестница на верхний этаж; потом сам закрыл дверь ниши.
Теперь они были одни в комнате.
– Я буду говорить прямо, – начал Эндемо. – У незнакомца наверху много денег…
Хозяин пытливо посмотрел на сеньора, знакомого с монахами; он думал, что этот человек метит на деньги незнакомца и следовательно делается его соперником, потому что и его прельщали деньги Олимпио.
– Так вы говорите?.. – спросил он.
– Что эти деньги принадлежат вам, если вы исполните мое желание! Этот незнакомец не должен выйти из вашего дома.
– Как, сеньор, так ли я вас понимаю?
– Я уверен, что вы меня понимаете, и знаю также, что вы желаете обладать деньгами, – отвечал Эндемо тихо. – Незнакомец должен умереть, он враг монахам Сайта Пиедра, враг королевы.
– Ваши слова достойны уважения, но подумайте об исполинском незнакомце, который сейчас же убьет своего противника; подумайте также о славе моего дома! Дело может обнаружиться.
– Слуга спит около незнакомца? – спросил Эндемо, как бы не слыша последних слов хозяина.
– Нет, сеньор, слуга спит в задней комнате конюшни, господин же его – наверху, в последней комнате.
– Вы хорошо распорядились, и я полагаю, что не нужно было приходить сюда! Вы и без моего требования погубили бы этих двух гостей…
Хозяин увидел, что Эндемо знал больше, чем он предполагал.
– Однако, сеньор… – прервал он.
– Подобные вещи неохотно высказываются, – засмеялся мнимый герцог, обнаруживая всю грязь своей души. – Вы думаете, что этот широкоплечий незнакомец убьет одного противника, а я полагаю напротив, что двое его убьют!
– Может быть, вы правы! Будете ли вы…
– Я готов быть вторым, если вы будете первым.
Глаза хозяина, убившего уже многих богатых путешественников, засверкали.
– Я согласен, сеньор!
– У вас в доме есть приспособления, которые облегчат наше предприятие, – не отрекайтесь, я все знаю! Вы легко можете скрыть всякий след незнакомца и его слуги!
– Вы думаете, что о них будут справляться?
– Не думаю, но впрочем, кто же может доказать, куда исчезли два всадника, если уничтожить все, что могло бы выдать.
– Вы правы, сеньор.
– Давно ли спит незнакомец?
– С час!
– А Валентино, слуга?
– Также около того времени; недавно он крепко спал на своей кровати.
Эндемо видел, что хозяин уже разузнал обо всем.
– Еще одно, – сказал он тихо, – есть у дона подле кровати оружие?
– Да, сеньор, заряженный револьвер и шпага! Он запер дверь и объявил мне, что делает так всегда потому, что имеет обыкновение стрелять в того, кто приближается к нему ночью!
– Гм! Он проснется, если мы каким бы то ни было образом отворим дверь! Нет ли другого входа в спальню?
– В недавно сложенной тонкой стене есть низкое отверстие.
– Заметил незнакомец этот вход?
– Нет, сеньор, вход скрыт кроватью.
– А из соседней комнаты можно пробраться в это отверстие?
– Не иначе как ползком, потому что оно не более двух футов в вышину и трех в ширину. Отверстие не предназначалось для людей. У меня в доме много крыс, и потому, если комнаты свободны, я отворяю все двери внизу, чтобы мои большие коты могли охотиться.
– Понимаю. Однако посмотрим этот ход, теперь самое лучшее время. Вы ползите вперед и осторожно унесите оружие, потом и я последую за вами; все же остальное уже устроится.
– А слуга в конюшне? – спросил хозяин.
– Прежде покончим с господином, а потом очередь дойдет и до слуги, – отвечал Эндемо.
– Ладно, сеньор, примемся за дело! Вы говорили, что это очень хорошее дело?
– Да, если вы желаете успокоить совесть! Кроме того, вы получите деньги – я уверен, что дон везет их с собой немало.
Эндемо заметил, что хозяин спрятал в карман какой-то блестящий предмет.
– Я этим также запасся, – сказал он, желая дать понять хозяину, гасившему лампу, чтобы после совершения преступления он не рассчитывал освободиться от своего соучастника: подобные мошенники никогда не доверяют друг другу, а они чувствовали, что весьма сходны между собой и способны на все.
Вскоре они осторожно вышли из совершенно темной гостиницы.
Хозяин бесшумно запер переднюю дверь дома; запирать заднюю дверь он считал ненужным, ибо избегал всякого лишнего шума; кроме того, отсюда нельзя было ожидать нападения, потому что слуга, как он убедился, спал в комнате возле конюшни.
– Наверху идите осторожно, чтобы не скрипнула половица, – шептал хозяин мнимому герцогу, – следуйте за мной по пятам, я знаю, какие половицы трещат.
– Кроме вас и незнакомца в доме никого нет, ни слуг, ни служанок? – спросил Эндемо едва слышно.
– Никого, сеньор!
– Все очень умно устроено, – одобрил Эндемо, не перестававший удивляться своему сообщнику в то время, как они оба осторожно поднимались по лестнице в комнату незнакомца.
XXIX. СТРАШНАЯ НОЧЬ
Олимпио видел во сне Долорес, то прекрасное, бедное существо, которое так много страдало и которое он так горячо и искренно любил! Это был блаженный сон.
Он видел Долорес возле себя, хотел приблизиться с ней к алтарю; она бросилась к нему на грудь, проливая слезы радости, и шептала слова верной любви; это так подействовало на него, что сердце его стало сильнее биться.
«Наконец ты моя, вполне моя, – говорил он ей, радостно глядя в ее прекрасное лицо, в ее чудесные глаза, наполненные слезами, – теперь ничто не разлучит нас, мы навечно принадлежим друг другу!
– Я всегда была твоей, хотя находилась вдали от тебя, моя душа стремилась к тебе, и я была уверена, что мы наконец соединимся после долгого, трудного испытания! Без борьбы не может быть истинного счастья, веры и спокойствия; теперь только узнаем мы, какое наступило для нас блаженство.
– И ты прощаешь мне все неприятности, которые я нанес тебе раньше! Да, я читаю прощение в твоих любящих глазах…»
И он представил милую Долорес у своей груди и как он обвивает ее стан своими руками.
Это был прекрасный сон! Месяц так высоко взошел на небе, что его свет, проникая через стрельчатое окно, падал на постель и освещал спящего.
Но сновидение и спокойствие вскоре нарушились внезапным и ужасным образом.
В коридоре прокрадывались тихо и едва слышно; наконец шаги остановились у двери, которую Олимпио запер; потом направились Дальше, но так тихо, что спящий не мог их слышать.
Полночь миновала.
Теперь, внимательно прислушиваясь, можно было слышать, что тихо и осторожно отворили дверь возле комнаты, где спал Олимпио.