– Это большая редкость для дипломата, – заметил Прим с комическим выражением.
– Всякая обязанность имеет свойственные ей особенности, но оставим их теперь, – сказал Олоцага, ставший опять старым другом, а не тонким дипломатом. – Мне бы хотелось, чтобы с нами были теперь маркиз, адмирал Топете и Серрано. Сколько бы было рассказов! Куда девалось доброе, старое время! Жаль, что нельзя воротить прошедшего.
– Вы останетесь в Париже, генерал? – спросил Олимпио Прима, который смотрел в свой бокал.
– Вероятно, только до послезавтра, но надеюсь скоро вернуться.
– Дело идет о тайном поручении, – пояснил Олоцага. – В Париже умер один испанец, которого послезавтра надо тайно перевезти через границу. Хотите проводить нас сегодня вечером в морг, дон Агуадо?
– Вы возбуждаете мое любопытство, и я охотно отправлюсь с вами, потому что люблю все касающееся моего дорогого отечества!
– Но прежде чем мы поедем в Ла-Рокетт, я должен ответить на ваш вопрос…
– О принце Камерата? – спросил Олимпио.
– Для него мало надежды на скорое освобождение, – договорил Олоцага, пожимая плечами. – Император, кажется, желает замять это дело!
– Теперь для меня все понятно! Он отказался, не так ли, дон Олоцага?
– Не отказывая совсем, он ограничился обещаниями и вероятностями, а это означает: никогда. Я понял, что он не жалует принца!
– Лучше скажите, ненавидит его, – проговорил Олимпио. – Однако он не долго будет радоваться тому, что так скоро удалил его!
– Я не знаю принца, – сказал Олоцага. Прим также не помнил его.
Описывая им достоинства этого благородного, честного человека, Олимпио рассказал также историю, случившуюся на вечере у графини, нынче герцогини Монтихо. Между тем стемнело. Стали собираться в морг.
Дорогой Олимпио узнал, что таинственный старец, которого в Испании все знали под именем Черной Звезды, и есть тот самый умерший, которого в следующую ночь хотят перенести из мертвецкой в посольство и потом препроводить в Мадрид.
Войдя в морг, они увидели перед трупом старика двух молящихся женщин. Сцена эта произвела тяжелое впечатление на Олимпио, который некогда видел эти таинственные лица на равнинах Испании. Олимпио сознавал, что смерть похитила замечательного человека. Мать и дочь, закутанные с головы до ног, в немом молчании стояли на коленях перед трупом старика.
Поздно ночью Олимпио вернулся к маркизу и рассказал ему о случившемся; они решили непременно посетить дом для умалишенных.
Прежде чем описывать это посещение, мы должны сказать, что комната Адели была близ комнаты Долорес.
Марион Гейдеман ежедневно водила Адель гулять в сад, где Долорес и познакомилась с безумной. Мягкий, ласковый голос Долорес произвел сильное впечатление на Адель. В ее присутствии она успокаивалась и, как дитя, всегда с радостью бросалась навстречу Долорес и плакала, когда наставала пора вернуться в комнату. Хотя маркиза не могла иметь о чем бы то ни было здравой мысли, попеременно смеялась, пела и снова впадала в тупое беспамятство, однако она чувствовала, что нашла в Долорес кроткого ангела. Она целыми часами стояла у порога своей комнатки, ожидая, когда отворится дверь, и она пойдет в сад к Долорес. Она поминутно спрашивала, который час, и Марион едва могла утешить и успокоить ее до прогулки в сад.
Адель, как робкое дитя, шла навстречу Долорес, смотрела на нее и прыгала от радости, когда Долорес хвалила ее или отмечала улучшение в ее здоровье. Дикие глаза ее принимали ласковое, кроткое выражение. Смех ее становился мягче, она все более и более подчинялась Долорес, тронутой этой привязанностью. Сначала маркиза приходила в такое бешенство, что Марион едва могла усмирить ее, связав ей руки, со времени же знакомства с Долорес припадки бешенства повторялись все реже и реже. Часто маркиза из своей комнаты звала Долорес, и это имя, казалось, производило на нее успокаивающее действие.
Многие склонности и влечения сумасшедших необъяснимы. Припадки бешенства мгновенно прекращались, когда перед мысленным взором Адели появлялась Долорес. Она переставала призывать Виктора и Клода и спокойно засыпала в присутствии ее ангела, Долорес.
Прибыв в заведение доктора Луазона, маркиз и Олимпио нашли Адель в таком глубоком спокойном сне.
Валентино остался около экипажа.
Клод де Монтолон долго смотрел на спокойно спящую Адель. В его уме воскресло прошедшее, то короткое, счастливое время, когда в обладании любимым существом он видел все свое счастье. В душе его поднялась вся горечь, и он спрашивал себя, почему все это так случилось. Счастье его потеряно безвозвратно, он все еще любил Адель; некогда произнесенное им проклятие было взято назад, вина искуплена; но разрыв был совершен навеки. Он молился уже за безумную. Для них уже не существовало на земле возможности быть вместе – их союз был возможен только на небе, где нет ни болезней, ни воздыхания, где обещано свидание очищенным от греха душам.
С подобными мыслями стоял маркиз перед спящей Аделью.
Олимпио не нарушал этой святой тишины. Он также подошел к Адели и задумался о смерти, которая одна могла искупить вину, о смерти, которая уже наложила руку на спящее лицо Адели.
Марион сидела в глубине комнаты. И она была глубоко тронута этой торжественной минутой. Ей было известно все. Она была готова оказать помощь и утешение этим двум, так жестоко разъединенным существам. В ее сердце, изведавшем много горя, было только желание помочь и утешить. Она понимала горе, и в ее груди билось горячее, доброе сердце.
Олимпио обратился к Марион шепотом, чтобы не мешать Клоду.
– Позвольте вас спросить! От маркиза я узнал ваше имя, и мне пришло на ум, что вы можете дать мне совет, – вы хорошо знаете тюрьму Ла-Рокетт…
– Да, – тихо отвечала Марион, – я часто бывала там в прежние годы.
– В камере № 73 невинно томится один из наших друзей; принц Камерата стал жертвой злобы Морни, и мы, во что бы то ни стало, хотим освободить его! Укажите нам дорогу, по которой мы могли бы безопаснее пробраться в хорошо охраняемую тюрьму..
Марион задумалась.
– Это очень трудно, и мне кажется, что нет возможности пробраться к принцу.
– Ваш ответ мало утешителен! Хитростью или силой, но мы освободим его!
– Позвольте подумать. Все выходы днем и ночью крепко заперты и так хорошо охраняются, что нечего и думать о побеге. Мне известны все ходы, все двери! Ваш друг заключен в № 73-м. Помнится, что эта камера близ коридора, ведущего из тюрьмы в морг.
– Разве тюрьма соединена с мертвецкой?
– Да, из морга ведет железная дверь в коридор, в котором находится камера № 73.
– Это очень важно! Можно выломать дверь!
– Нельзя, услышат наверху сторожа.
– Неприятно! Однако это единственно возможный путь. Послезавтра, ночью, я могу без всяких затруднений войти в мертвецкую, потому что испанское посольство пришлет туда людей взять один из трупов.
– Вы это наверное знаете?
– Наверное! Надо бы добыть ключ от железной двери!..
– Этого мало, потому что еще нужен ключ от камеры. Кроме того, не так легко освободить заключенного, ибо сторожа, при малейшем шуме поспешат узнать о его причине. Чтобы узнать, на месте ли преступник, они подымают маленькие клапаны, устроенные в каждой двери, и могут видеть всю внутренность камеры. В каждой камере горит лампа, и они тотчас же увидят, если там нет преступника.
– Разумеется, лучше если бы никто не заметил бегства принца и если бы скрыть его до следующего утра, чтобы не было погони.
– Надобно перенести в камеру принца один из трупов, который бы походил на него.
– Из морга. У тебя прекрасная мысль! Видя труп в келье принца, никто не подумает о его бегстве!
– Это очень трудный и рискованный план. Но если в мертвецкой не окажется трупа, который походил бы на вашего друга…
– Тогда мы отложим побег до того времени, когда найдем в морге похожий на принца труп.
– Мне кажется, что самое трудное добыть ключ от дверей!
– Ключи от всех камер и от железной двери находятся у моего отца.