С княгиней шел военный министр Лебеф, одетый в костюм дожа. Он был красивый мужчина, хотя немножко глуп и с претензиями.
С истинно французской галантностью предложил он свою руку княгине, и они пошли по заманчиво освещенным дорожкам парка.
Они говорили тихо; предметом разговора, казалось, было таинственное приключение, о котором говорили с предосторожностями.
– Когда третьего дня доложили о смерти маркиза Фульда, я была поражена, ибо еще в этот самый вечер видела его в зале принца Наполеона и даже в весьма хорошем расположении духа, – проговорила княгиня.
– Маркиз был ловкий комедиант! Когда он смеялся, можно было заметить глубокую грусть в его глазах; когда он был молчалив, то обдумывал план; который сулил ему счастье в будущем, – говорил Лебеф.
– И вы думаете, что он…
– Пустил себе пулю. Я вчера "видел рану в его груди.
– Ужасно! Это послужит новым поводом к толкам о внезапной смерти его жены и ребенка.
– Угрызение совести, – сказал дож, пожимая плечами. Прекрасная пара исчезла в темных дорожках парка.
Двое черных рыцарей, совершенно одинаковых, так что их трудно было различить, когда они являлись поодиночке, стояли под густой тенью раскидистого каштана. На них были черные бархатные с перьями береты, черные короткие плащи, маски и такого же цвета панталоны, черные чулки и башмаки. У каждого на боку висел меч, даже золотые концы ножен были одинаковы. Они наблюдали из своего темного убежища, замечая все, что вокруг них совершалось.
– Княгиня Меттерних и Лебеф, – прошептал один в то время, когда албанка и дож прошли мимо.
– Смотрите туда, – отвечал второй тихо, взяв своего спутника за руку, – эта дама в дорогом бальном наряде с бриллиантовым крестом на груди, закрытой дорогим кружевом, должна быть императрица…
– А камергер в древнефранцузском костюме, в напудренном парике и с саблей на боку – Бачиоки; он разговаривает с Евгенией.
– И даже очень интимно.
– Они строят новые планы.
– Тише, может быть, услышим что-нибудь из их разговора.
– Ты прав, это он.
Оба черных рыцаря замолчали. Евгения и Бачиоки приблизились.
– Это, вероятно, ошибка, господин государственный казначей…
– Можете поверить моим словам! Генерал Олимпио Агуадо здесь, между масками. Я его видел и узнал. Он с ног до головы одет в черное.
– Он здесь? Невозможно! – прошептала Евгения. – Но как вы узнали его под маской?
– По его шпаге, – отвечал Бачиоки.
– Это очень странно!
– И однако для меня несомненно.
– Говорите откровенно, граф.
– Несколько часов тому назад я получил письмо…
– От Олимпио?
Бачиоки, камергер времен Людовика, пожал плечами.
– Напрасно искал я подписи под этим письмом…
– Очень таинственно. Каково его содержание?
– Приглашение явиться на этот маскарад не с легкой шпагой, но, если мне дорога жизнь, с офицерской саблей.
– Что означает этот вызов?
– Не что другое, как только то, что черный рыцарь, на боку которого я заметил офицерскую саблю, назначил мне здесь дуэль!
– Дуэль? Здесь, в парке Сен-Клу, на глазах императора?
– Вы знаете дона Агуадо!
– Вы правы, граф, я знаю этого неуязвимого, смелого врага нашего дела…
– Тогда вы поверите моим словам.
– На что вы решились?
– Жду вашего приказания!
Евгения задумалась на минуту. Если бы бархатная полумаска не скрывала ее лица, то можно было бы заметить выражение бесконечной ненависти и вместе с тем чувство бессилия. Глаза ее сверкали, маленькие рук» судорожно сжимались.
– Вы заменили шпагу саблей? – спросила она.
– Да, на всякий случай.
– А другие меры приняты?
– До сих пор еще нет.
– Вы хотите напомнить мне их бесполезность в отношении дона Олимпио.
– Я не хотел бы ничего предпринимать здесь.
– Есть ли поблизости верные люди?
– Только дворцовая стража. Около ста пятидесяти зуавов.
– Выберите из них двадцать самых решительных, держите их поблизости, и как только черный рыцарь неприязненно встретит вас, пусть они бросятся на него, – сказала Евгения тихо, и в ее голосе слышалось беспокойство, он дрожал.
– Но волнение? – заметил Бачиоки.
– Пусть зуавы будут не при вас, а при мне. Я сама позабочусь обо всем.
Бачиоки откланялся императрице, которая подошла к герцогине Боссано; обе дамы направились к дворцовой террасе и остановились здесь, непринужденно болтая о похождениях масок.
Праздник был в полном разгаре, когда оба черных рыцаря, оставя незаметно тень каштанов, расстались.
В залах наслаждались вином, предавались удовольствиям. Маленькая, прелестная графиня д'Э в костюме восхитительного пажа постоянно смеялась и веселилась, бегая под руку с генералом Кастельно; это была одна из придворных дам, которая вся отдавалась увеселениям.
Кастельно, видимо, был очень доволен пленительной девушкой в платье пажа и смотрел с возрастающей страстью на свою обворожительную спутницу, которая, будучи уже довольно возбуждена, охотно следовала за ним.
Генерал провел прекрасную графиню через шумную толпу масок к отдаленным, темным дорожкам парка; здесь он мог привлечь к себе прекрасное создание и с небольшим трудом снять с него полумаску, чтобы было удобно приникнуть к пылающим губам.
Прелестная придворная дама вначале сопротивлялась страстному ухаживанию генерала, однако он скоро ее победил и исполнил ее тайное желание, покрывая ее лицо поцелуями и прижимая ее обворожительный стан к своей груди. Для того она и выбрала такую маску, которая так подчеркивала ее красоту.
Но мы не должны останавливаться на этой счастливой паре – таких было много в обширном парке Сен-Клу. К сожалению, мы не можем знать, до чего простиралась смелость генерала и уступки прекрасной графини, потому что во время объятий этой пары в двух местах парка совершались другие события, свидетелями которых мы должны быть. Страсть и увлечение избрали себе более темные места парка, на других текла кровь.
Лобзание и стук сабель…
Действительно, романтичность и самые невероятные приключения; едва ли найдется высшая степень наслаждения, чем представленные на праздниках в Сен-Клу увлечения и порывы страстей.
Дух преступления парил над замком Сен-Клу.
Бачиоки, камергер в кружевах a la Louis XIV, с точностью исполнил приказание императрицы. Двадцать наиболее сильных и решительных зуавов стояли вблизи террасы, ожидая приказания. Это приказание должно было исходить от Евгении.
Черный рыцарь, которого Бачиоки видел в начале праздника, исчез бесследно. Когда несколько придворных вместе с государственным казначеем вошли в палатку, где разливалось шампанское, и стали опустошать бокалы и болтать о красивых масках, о черном рыцаре не было и речи.
Граф Бачиоки любил вино и красивых женщин. Поэтому, находясь под влиянием вина, он погнался за промелькнувшей мимо него сильфидой и отдалился от мужчин; он еще не успел разузнать, какая придворная красавица скрывалась под этой обольстительной маской. Та заманила его в глубину парка и, порхая подобно легкой бабочке, скрылась от него.
Бачиоки остановился, осматриваясь кругом в надежде увидеть ее где-нибудь в роще и поймать. Но вместо сильфиды перед ним выступил черный рыцарь, которого он прежде принял за Олимпио. Бачиоки хотел скрыться в кустах, но черный рыцарь с угрозой обнажил саблю, которая заблестела при свете луны.
Место это лежало вдали от террасы и оживленных дорожек.
– Ни с места, граф, – вскричал рыцарь. – Вы трусите?
– Что за шутка, – возразил Бачиоки, которому сделалось неловко.
– Вы получили мое письмо?
– Письмо без подписи? Но что все это значит?
– Это значит, что вы должны сейчас рассчитаться. Чаша переполнена! Вспомните о декабрьских ночах, вспомните про сеньору Долорес и о хитром обмане. Вспомните про графиню Борегар, про принца Камерата, про Габриэль и Маргариту Беланже. Защищайтесь! Вы должны искупить свои преступления.