– Твоя правда… Как ты сказала? «Совокупиться»?
– Это старинное слово. Звучит забавнее, чем «перепихиваться», не так странно, как «заниматься любовью», и не так грубо, как «трахаться».
Эмбер кивнула.
– Согласна.
– Я посмотрела кучу старых фильмов… И поверь, в те времена люди разговаривали куда вежливее.
Мой телефон вдруг завибрировал как безумный. Я начала судорожно копаться в сумочке.
– НЕ БЕРИ ТРУБКУ! – хором приказали мне девчонки.
– Почему?
– Это наверняка он! – воскликнула Лотти. – С извинениями.
– Точнее, с наглой ложью!
– Ага, настоящий манипулятор!
– Прости, пожалуйста, мы с ней совершенно случайно склеились ртами! – пробасила Эмбер, передразнивая низкий мальчишеский голос.
– У меня к тебе вспыхнули чувства, и я сперва испугался, зато теперь понял, как ты мне дорога! – присоединилась к ней Лотти.
– Вот чума! – воскликнула я. – Вы, что ли, составили на пару целый словарь оправданий для парней?
– Как-как ты сказала? Чума? А ты точно из этого столетия? – в шутку уточнила Эмбер.
Лотти, зажатая между нами, обняла нас за плечи и заговорила, глядя на панораму города:
– Можно подумать, что в нас с Эмбер говорит обида, но это не так. Мы просто реалистки, вот и все. Когда речь заходит о парнях…
– …и о том, какие они сволочи, – завершила Эмбер.
Лотти погладила ее по руке:
– Мы познакомились на паре по рисованию. Она тогда как раз страдала по одному козлу из футбольной команды. И мы вместе нарисовали сцену его драматичной гибели!
– А что он такого натворил? – спросила я.
– Продинамил меня, – ответила Эмбер.
Волна рыжих волос упала ей на лицо.
– Какой кошмар! Я думала, в реальной жизни такого не бывает…
– В моей – бывает.
– Да ладно тебе, могло быть и хуже, – сказала Лотти. – Вот как у меня, например. Со мной парни только «совокупляются», а потом сразу теряют ко мне интерес. Обычно это происходит, когда они понимают, что я умнее их.
Лотти и впрямь была умнее. И говорила об этом без самодовольства, а искренне. Она была смышленее всех, кого я знала. В начальной школе она ходила на дополнительные занятия повышенной сложности, которые проводила сама директриса, а все для того, чтобы стать «академически подкованной». Она читала учебники просто забавы ради. И непременно должна была поступить в Кембридж! Пускай этого ждать еще целых два года.
Над скамейкой повисла печальная тишина. Мой телефон снова завибрировал. Мы дружно его проигнорировали. Я увидела вдалеке крошечные огоньки фар – какая-то машина медленно покидала наш городок под покровом ночи. Как бы мне хотелось сейчас в ней оказаться, как бы хотелось ускользнуть от разочарований!
Я вновь задумалась о сегодняшнем вечере, о том, как он должен был сложиться. Мое первое в жизни свидание… Первый шаг в мир нормальности. Мне ведь просто хотелось стать такой же, как все остальные, – только и всего. А закончилось все хуже, чем можно было представить – даже человеку с больной фантазией.
– Девочки, слушайте… – наконец сказала я.
– Ну-ну?
– Это все… потому что я страшная?
– Не говори ерунды! – возмутилась Лотти. – Вовсе ты не страшная!
– Я же вижу. Я Луиза, а все кругом – сплошные Тельмы![7] – воскликнула я и драматично швырнула недокуренную сигарету в грязь.
– Я бы не назвала Сьюзан Сарандон[8] уродиной, – заметила Лотти.
– Ну тогда я Джейн Эйр!
– Джейн тоже была не уродиной, а простушкой, – сообщила мне Мисс Скоро в Кембридж.
– Ну тогда я человек-слон![9]
– Начнем с того, что он был мужчиной, – заметила Эмбер.
– Так нечестно! Двое против одной! – воскликнула я.
Их хохот пронзил густую тьму.
– Да и вообще! – продолжила Лотти. – Я, как видишь, тоже не то чтобы писаная красавица!
– Что ты такое говоришь! – возмутилась я.
Лотти была прекрасна и сама это знала. У парней при виде нее так глаза на лоб и лезли. А эти ее длинные темные волосы! А личико с изящными чертами!
В ответ она только усмехнулась:
– В женской музыкальной группе я была бы той самой девчонкой, которая никому не нравится…
– Да брось! – встряла Эмбер. – Эта роль занята мной! Я ведь рыжая! А рыженькие в группах никогда никому не нравятся!
– Ну ладно! Тогда я Мэри Беннет!
– Ну раз так, то я… я… мистер Коллинз![10] – воскликнула я, и у нас тут же началась истерика.
Мы повалились в кучу и начали хохотать, судорожно дыша и натужно повторяя «мистер Коллинз», пока у нас животы не разболелись, а зубы не застучали от холода.
– А мне он нравился. Очень, – вполголоса сказала я, слишком быстро вспомнив, почему мы далеко за полночь сидим посреди поля. Надо поскорее написать маме, она уже, наверное, с ума сходит от волнения!
9
Отсылка к одноименной картине Дэвида Линча (1980) о человеке, обезображенном редкой болезнью.