– Ты уже изучала социологию, Эви?
Я поглядела на новенький учебник с идеально ровным корешком, лежащий передо мной на парте.
– М-м-м… нет.
– Я тоже, – признался Итан, – но слышал, что это легкотня, а не предмет. Сдать его будет проще простого! – воскликнул он и широко улыбнулся той самой улыбкой, от которой у меня внутри все вспыхнуло.
Если бы я стояла, то ноги у меня наверняка бы подкосились, но я, к счастью, уже успела сесть и только неловко поерзала на стуле, потом запаниковала и захихикала, чтобы скрыть свое смущение.
– А почему ты выбрала именно этот предмет? – спросил Итан.
Так, это вопрос. На вопросы ты отвечать в состоянии, Эви. Я улыбнулась и сказала:
– Мне показалось, что он куда безопаснее психологии.
Ох. Думай лучше! Думай, прежде чем раскрывать рот!
Итан озадаченно нахмурил лоб, белевший под волной непослушных волос.
– Безопаснее? – переспросил он.
– Ну да! Понимаешь… я… как бы это сказать… хотела уберечься от лишних идей, – оправдалась я.
– Лишних идей?
– Я страшно впечатлительная.
– А о каких именно идеях речь? – спросил он, подавшись вперед.
В его взгляде вспыхнул интерес. А может, смущение.
Я пожала плечами и стала нервно теребить лямку рюкзака.
– Ну… Психология учит тому, каких осечек можно ждать от собственного мозга, – начала я.
– И что с того?
Я еще немного потеребила рюкзак.
– От этих знаний одни тревоги, разве не так? Ты вот, например, знал, что на свете существует синдром нарушения целостности восприятия собственного тела?
– Какой-какой синдром? – переспросил он, вновь улыбнувшись той самой улыбкой.
– Синдром нарушения целостности восприятия собственного тела, – терпеливо повторила я. – Это когда одним прекрасным днем просыпаешься с убеждением, что у тебя ну никак не должно быть двух ног. В тебе вдруг возникает жуткая ненависть к «лишней» ноге, и ты хочешь, чтоб ее поскорее ампутировали! По правде сказать, некоторые даже притворяются ампутантами! И единственное, что тут можно сделать, – это обратиться к хирургу и нелегально отрезать ногу. СНЦВСТ[2] – а обычно эту штуку зовут именно так – начинает проявляться лет в двадцать и позже. Никто от него не застрахован. И мы тоже. Можно только надеяться, что мы не возненавидим в одночасье собственные конечности. Вот почему социология, как по мне, куда безопаснее.
Итан так и покатился со смеху. На нас тут же обернулись все девчонки из моей группы.
– Думаю, с тобой я на социологии точно не соскучусь, – сказал он и подмигнул мне, дерзко склонив голову набок.
Мое сердце быстро-быстро заколотилось, но уже совсем не как у перепуганной птички. А по-новому. Радостно.
– Ну что ж, спасибо, – ответила я.
До конца занятия Итан только и делал, что пялился на меня. Вот так мы и познакомились.
Я вгляделась в свое отражение. Сперва вблизи, вжавшись носом в зеркало. Потом сделала несколько шагов назад. Затем я зажмурилась и как можно быстрее открыла глаза, чтобы посмотреть на себя свежим, беспристрастным взглядом. Надо признать, выглядела я неплохо. По отражению уж точно никак нельзя было понять, как же сильно я волнуюсь.
Прогудел телефон, и сердце встревоженно подпрыгнуло.
Привет. Вот только сел в поезд. Жду не дождусь нашей встречи!
Он едет. Мне это не снится! Я перевела взгляд на время и запаниковала. Ну вот, опаздываю на целых семь минут! Торопливо побросав вещи в сумочку, я кинулась в ванную – почистить зубы и вымыть руки.
Не успела я толком закончить, как это все-таки произошло.
ПЛОХАЯ МЫСЛЬ
А ты точно хорошо их вымыла?
Меня скрутило. Живот точно спицей проткнули. Нет-нет-нет-нет-нет! А тут подоспела и другая мысль.
ПЛОХАЯ МЫСЛЬ
Надо бы еще разок их помыть, мало ли что.
Мне стало совсем худо. Я схватилась за край раковины, силясь устоять на ногах. Сара ведь меня предупреждала, что так и будет. Что мысли могут вернуться, если сократить дозу лекарств. Она ведь просила меня к этому подготовиться. Правда, она сказала, что в негативных мыслях нет ничего страшного, потому что я «уже освоила механизмы борьбы с ними».
В дверь ванной постучала мама. Кажется, она снова начала тайком подсчитывать, сколько времени я в ней провожу (если больше пяти минут – это явно тревожный знак).
– Эви? – позвала она.
– Что, мам? – откликнулась я, не разгибаясь.
– Ты там как, в порядке? Во сколько тебе выходить на вечеринку?
Мама знала только о вечеринке. А о свидании – нет. Чем меньше она знает, тем лучше. Правда, я сказала о свидании своей младшей сестре Роуз, но она поклялась хранить мою тайну.