Мы сели за стол. Спагетти действительно подгорели, но мы все делали вид, будто ужин просто обалденный, потому что мама то и дело спрашивала: «Ну как, ничего? Соус густоват, да? Скажите честно!» – пока папа – пожалуй, чересчур усердно – пил вино. Доев, я отнесла тарелку в раковину и поднялась к себе в спальню. Мне по-прежнему было тяжело мыть посуду, и мама, к счастью, не заставляла меня этого делать, если я помогала ей готовить или накрывала на стол. Я просто терпеть не могла мыть посуду. Смывать в раковину остатки еды с одной тарелки, чтоб они потом приклеились к следующей? Как это вообще способствует чистоте? А уж про число бактерий в кухонной раковине даже не спрашивайте. Уж лучше туалет облизать, честное слово.
Я села за стол и хотела было приступить к эссе о «Касабланке», но все никак не могла сосредоточиться. Сегодняшний визит к Саре не на шутку меня встревожил.
Почему я не могу рассказать Эмбер и Лотти о своих проблемах? Чего же я так боюсь? Вряд ли они меня бросят, правда? Во всяком случае, пока я сама их не отпугну своей ненормальностью…
И все же я понимала, что точно этого не сделаю. Главным образом потому, что я им, кажется, понравилась, а развенчивать эту иллюзию мне совсем не хотелось. Да и потом, вдруг за моим признанием последует одна из тех реакций, которые я терпеть не могу?
Сказать по правде, «злюсь» я очень редко. Если меня и накрывают чувства, я, как правило, расстраиваюсь и много плачу. Не ругаюсь, не кричу, не бью кулаками в стены.
Но есть одна тема, которая выводит меня из себя. Однажды Сара рассказала мне о «темных временах», когда люди крайне мало знали о психических расстройствах. А то, что было им известно, чаще всего не соответствовало действительности. В те времена мир был полон дезинформации и предубеждений, и жить было поистине невыносимо; люди веками страдали молча, даже не зная, что с ними происходит, и не обращались за помощью, потому что не понимали, что вытворяет их мозг и почему.
А потом человечество решило, что пора изменить отношение к душевным расстройствам. Начались масштабные просветительские кампании. В мыльных операх начали появляться персонажи с депрессией и всевозможными психическими нарушениями, а после каждой серии диктор говорил: «Если вас задело что-либо из увиденного в этой программе, заходите на сайт…» и бла-бла-бла. Вопрос душевного здоровья медленно, но верно просочился в общественное сознание. Люди усвоили названия разных заболеваний. Начали разбираться в их симптомах. Научились такой «важной» фразе, как «Это не их вина!». В мире наконец появились сочувствие и понимание. Даже некоторые звезды и политики «вышли из тени» и рассказали крупным газетам о своих попытках суицида и всяком таком.
И что, думаете, человечество остановилось на этом? К сожалению, не тут-то было. Сегодня расстройства психики «в моде». Отчасти это хорошо, потому что такие, как я, теперь получают помощь специалистов и все в таком духе, но есть и другая, куда более мрачная сторона. Сегодня любые причуды почему-то связывают с ОКР. «О, я так люблю, когда ручки лежат ровной линией, кажется, у меня ОКР!» Да ни черта. «Боже, я так переживала перед выступлением, у меня аж паническая атака случилась!» Ничего, блин, подобного. «У меня сегодня гормоны разыгрались не на шутку! Это, по ходу, биполярка!» Да заткнись ты уже, недоумок!
Я же вас предупредила, что эта тема ужасно меня злит. Со словами вроде ОКР или «биполярка» вообще надо обращаться серьезно, но сегодня они звучат отовсюду. По телевизору даже идут передачи, где о них шутят! Люди произносят их с улыбкой, явно очень гордясь своей образованностью, точно надеются получить за это в награду какой-нибудь значок или еще что-нибудь. Им даже в голову не приходит, что, если человек слышит эти диагнозы от профессионального психотерапевта и понимает, что теперь от них не избавиться, ему вряд ли будет приятно, что о его болезни каждый день, да еще так легкомысленно, болтают люди, которые всего-навсего любят чистоту в доме – и не более того.