В центре боевого порядка северян вытянулся длинный строй арвестских ополченцев, посреди которого встали алебардисты, целясь в стык эбинцев и абардимцев. Пешие инквизиторы же расположились супротив святых братьев противника.
Левый фланг заняли орки, долженствующие остановить напор тяжёлой имперской конницы.
Перед строем наёмников с Волчьих островов и арвестских ополченцев рассыпались лучники. Прославленные арбалетчики Лесных Кантонов прикрывали лишь своих товарищей с алебардами да инквизиторов.
За основными силами стали сотни резерва. Там же собрались и мастера святой магии, готовые пресечь любые попытки колдовства со стороны противника, и, при возможности, обрушить на головы еретиков какое-нибудь изощрённое заклинание.
Взвыли трубы, и стрелки северян выдвинулись вперёд, но вскоре вынуждены были отойти, попав под обстрел прячущегося за щитами противника и понеся потери. Враги же отнюдь не собирались выходить из-за укрытий.
Несколько минут враги простояли неподвижно, но вот вновь разнёсся над полем изрыгнутый трубами вой, и стоявшие на правом фланге северян всадники шагом направили коней в сторону противника, не желая попусту расходовать небеспредельные лошадиные силы. Через восемьсот футов они перешли на рысь, и лишь, когда до замершего на месте противника, осталось не более четырёхсот футов северяне погнали лошадей во весь опор, изготовив для удара пики и копья.
Скачущие позади конные лучника, пристав на стременах, послали над головами панцирников первые стрелы. Несколько инквизиторов упало, остальные этого словно и не заметили.
А латники, всё горяча лошадей и вознося истовые молитвы Спасителю за снизошедшее на врага безумие — а как ещё назвать желание встретить наскок противника, оставаясь на месте? — рвались вперёд. Первый ряд неподвижными статуями замерших на конях инквизиторов они разметали мгновенно. А за ним…
А за ним оказался воплотившийся наяву самый страшный кошмар любого конника — взметнувшийся навстречу лес пик. Длинные — до восемнадцати футов, на древки насажено по десять дюймов смертоносной стали, упёртые в землю и направляемые крепкими руками абардимских мастеровых они готовились принять на себя могучий удар бронированных конских туш, погасить стремительный натиск и оставить груды лошадиных тел, меж которых будут валяться вылетевшие из сёдел беззащитные, закованные в неподъёмный доспех всадники.
Сотворённый врагом морок рассеялся.
Кто-то попытался остановиться, от ужаса не понимая, что скачущие следом просто вытолкнут его на выставленные пики. Кто-то, наоборот, отчаянно рвал шпорами лошадиные бока, поплотнее прижимая к морде обезумевшего животного кожаные наглазники, надеясь, что ополченцы дрогнут в последний момент, отведут в сторону смертоносные наконечники, и можно будет ворваться в плотный пехотный порядок, а там… на всё воля Спасителя.
Нестройная масса конницы с тяжким грохотом столкнулась с абардимскими ополченцами.
Захрипели умирающие кони, даже в смерти не в силах остановить свой последний разбег. Мёртвые туши, насаженные подчас на десяток пик, падали, давя до конца сжимающих древки ополченцев — тем некуда было отступать. Неудачливые всадники, не успевшие вытащить ноги из стремян, отправлялись за своими лошадьми в этот гибельный полёт. Счастливчики, выпадавшие из седёл, проживали чуть дольше.
У кого-то получалось уклониться и насадить на копьё нескольких врагов. Кто-то даже успевал выхватить меч, прежде чем его стаскивали с коня обезумевшие ополченцы.
Наконец, всадники смогли остановиться, нестройной массой впечатавшись в пехотный строй. И тут с яростными воплями выдержавшие натиск врага абардимцы сами пошли в атаку. К пикам прибавились переданные из задних рядов алебарды, протазаны, гизармы, боевые вилы, трезубцы… Всё, чем можно если не сразу убить, то хотя бы стянуть с коня всадника.
Поднимались и опускались клевцы, со скрежетом пробивая сталь доспехов. Тяжёлые кузнечные молоты обращали тела упавших в кроваво-металлическое месиво.
Но конники не собирались умирать, как бараны на бойне. Здоровенный латник, легко размахивая увесистым бастардом, разметал окруживших его ополченцев и теперь вёл небольшой отряд всадников на прорыв. Привычным движением разрубив пополам сунувшегося к нему мужика с обрубком пики, он двинул коня дальше. Но благородное животное, вывезенное хозяином из самого Княж-города, лишь жалобно заржало и припало на колено, почувствовав, как чьи-то зубы впились в подколенную жилу. С трудом привстав, конь ловко ударил копытом. Захрустели сломанные рёбра. Ещё раз — копыто раздробило скулу и разворотило полчелюсти, но хватка не ослабла, зубы всё глубже впивались в неподатливую плоть. Обречённо захрипев конь рухнул на землю. Всадник неуклюже свалился рядом. И последним, что увидел перед смертью сын одно из богатейших арвестских купцов, было окровавленное лицо неграмотного абардимского подёнщика. Изуродованные губы ополченца изогнулись в жутком подобии улыбки: «Прими Спаситель душу отступившего от Тебя, не оставь его без Милости Своей». А затем сжались пальцы, легко сминая стальной воротник и погружаясь в горло упавшего всадника.
Довершая разгром арвестской конницы из расположенной рядом рощи вышли ровные ряды абардимских инквизиторов, что несколько часов пролежали на земле, прикрывшись зелёными ветками, и атаковали правый фланг. До полутысячи имперцев выдвинулось вперёд и, развернувшись, ударило в левый. Сквозь образовавшийся проход проскакали три сотни всадников в серых рясах и обрушились с тыла на конных лучников северян, что до последнего посылали стрелы через головы своих умирающих товарищей.
Но арвестцы продолжали отчаянно сражаться, даже не пытаясь отступить. Сквозь грохот сталкивающегося металла они слышали знакомые звуки сигнальных труб — а значит, враг разбит, его ряды прорваны. Лишь здесь он пытается ещё сопротивляться, но для победы осталось сделать последнее усилие.
А за строем арвестской пехоты, пораженные магическим ударом, лежали командиры северян. Из широко раскрытых глаз упавшего Архипрелата вытекали кровавые слёзы.
Невдалеке стояла сотня святых братьев, но, поглощенные незримым поединком с адептами противника, они ничего вокруг не замечали.
А рядом главный трубач, не в силах оторвать от губ свой инструмент, продолжал играть гибельный сигнал, что, подхваченный остальными, долетал до гибнущей в окружении конницы, вселяя во всадников ложную надежду.
Сверкнула ослепительная вспышка, и, внезапно замолкнув, трубач в ужасе уставился на оставшиеся на мундштуке окровавленные губы.
— Отступление! Спасителем тебя заклинаю, отступление играй! — рявкнул ему в ухо чей-то голос.
Трубач обернулся и узнал отца Грелана. Вышедшего из транса инквизитора заметно шатало, но на бледном лице яростно сверкали глаза.
— Отступление! Слышишь?! Отступление!
Трубач послушно кивнул и, зажав инструмент окровавленным ртом, заиграл необходимый сигнал.
Остатки почти уничтоженной конницы, прорвав неплотное окружение, отошли назад. Потрёпанный враг не решился на преследование.
Приказами Грелана на место переставшего существовать правого фланга выдвинулись резервные сотни и последние ряды воинов центра. Дыру удалось заткнуть, хотя строй и имел недостаточную глубину, но против понесших серьёзные потери ополченцев этого должно было хватить. Уцелевшие после чудовищного разгрома всадники прикрыли выходящий в чистое поле правый фланг арвестцев.
За спинами южан взревели трубы, вся линия, слаженно пропустив стрелков, которые должны были посылать стрелы через головы пехоты, в едином порыве двинулась вперёд.
Загрохотали имперские барабаны, задавая шаг эбинской фаланге, но наступающим под орлиноголовыми штандартами воинам приходилось сдерживаться, чтобы не оторваться от идущих с обеих сторон ополченцев. Те, хотя их и подгоняли инквизиторы последнего ряда, просто не могли двигаться быстрее — их строй сразу бы развалился.
Но командующего эбинцами — незаконнорождённого сына императора — такой темп не устраивал. Решив присвоить себе все лавры победителя нечестивых еретиков, он отдал приказ, и барабанщики застучали быстрее. Фаланга рванулась вперёд, переходя на знаменитый «эбинский атакующий шаг».