— И что у тебя там за вопросы?
— Вчера я целый день вспоминала то, что вы говорили про страх, и пыталась принять эти слова сердцем. Сначала не получалось совсем — мне казалось, что вы просто старались меня успокоить, и поэтому подбирали подходящие примеры. Потом я заметила, что Майра, моющая окна, изредка поглядывает в сторону леса, представила себя на ее месте и вдруг поняла, что про ее веру вы недорассказали очень и очень многое!
— И о чем же я, по-твоему, умолчал?
Алиенна уставилась в окно невидящим взглядом и тихонько вздохнула:
— Сначала я представила себе ночь, пару десятков нападающих, уже ворвавшихся в дом, и вас, сражающегося во дворе. Падающее тело очередного врага, появившееся мгновение, во время которого можно спасти кого-нибудь из нас, тот самый крик «Прыгай!!!» и…
— … и поняла, что спасти я смогу только ту, которая выполнит приказ без промедления? — догадался я.
— Ту, кто верит слепо и всей душой! — уточнила она. — Потом до меня дошло, что слепая вера может спасти кого-то и во время пожара, при ограблении, в потасовке на постоялом дворе. А еще через какое-то время пришла к выводу, что совсем не обязательно придумывать что-то страшное. Совет взрослого ребенку «брось эту ягоду!» тоже спасает. От отравления или других неприятных последствий…
— Да, так оно и есть! — внутренне расслабившись, согласился я. — Жаль, что далеко не каждому можно доверять, да еще и настолько сильно.
— До этого я тоже додумалась. И расстроилась почти до слез… — призналась она. — Но потом сообразила, что у меня есть целых три человека, которым я могу слепо верить, и успокоилась.
— А кто третий? — поинтересовался я.
— Майра! Ведь если она так верит вам, а вы — ей, то она не может быть плохим человеком!
— За Майру большое спасибо, но вывод не совсем верный… — негромко сказал я, перевернулся на живот и устроился так, чтобы смотреть Алиенне в глаза. — Я сейчас попробую объяснить достаточно сложную мысль, а ты постарайся сначала вдуматься в то, что я говорю, а уже потом делать выводы. Ладно?
— Я постараюсь! Честно-честно! — пообещала она и заерзала от нетерпения.
— Эта девушка живет в моем доме уже не один год. За это время случилось достаточно много и хорошего, и плохого для того, чтобы я смог разобраться в ней, а она во мне….
— То есть, и у вас, и у нее появились очень веские основания для такого уровня доверия?
— Именно! — подтвердил я. — Поэтому теперь мы делим мир на две части: в одной находимся мы с Майрой, а в другой все остальные. Кстати, точно так же воспринимает мир и твоя мама: для нее ты важнее всех остальных людей, вместе взятых. При этом ни она, ни мы с Майрой не считаем тех, кто не входит в наш ближний круг, плохими. Просто готовы принять в него только тех, кто сможет доказать, что является таким же, как мы. И сумеет врасти в наши души…
— … причем в обе? И не на словах, а на деле? — уточнила мелкая.
— Умничка! — искренне похвалил ее я. — Откровенно говоря, я боялся, что ты обидишься.
— А на что мне обижаться-то? — удивилась она. — Все хорошее, что было между нами, исходило от вас. Вы спасли меня… в лесу, вы отвезли меня в Маггор, вы согласились на время покинуть свой дом и терпеть неудобства ради того, чтобы помочь мне справиться со своими страхами, а я только принимала помощь, и не более! Соответственно, у меня есть все основания слепо верить вам, а вам мне пока не с чего…
Несмотря на предельную логичность ее утверждений, легкая обида в ее голосе все-таки чувствовалась. А уж грусти в глазах было просто немерено. Представить себя на ее месте и ощутить, каково ей должно быть сейчас, оказалось совсем просто, поэтому я попробовал ее успокоить:
— На самом деле и в этих твоих рассуждениях есть маленькая, но довольно серьезная ошибка. Прежде, чем попасть в чей-то ближний круг, человек последовательно входит или не входит еще как минимум в два. То есть, сначала вызывает или не вызывает симпатию, а затем, точно так же, уважение. При этом далеко не каждый из тех, кто уже понравился, делает следующий шаг — большинство тех, кто нам чем-то симпатичны, остаются просто знакомыми. Меньшая заслуживает уважения. И лишь единицы из тех, кого мы уважаем, умудряются заслужить настоящее доверие.
— Почему? — не поняла мелкая, и тут же ответила сама себе: — А, ну да: красивое лицо еще не повод для того, чтобы доверить сердечные тайны, а место в десятке лучших клинков королевства — не повод для слепой веры!
— Правильно! — кивнул я. — А теперь скажи, приехал бы я сюда, если бы не чувствовал к твоей маме глубочайшее уважение, а к тебе, как минимум, симпатию?
Она не обиделась и на это:
— Неа!
— Получается, что и ты, и твоя мама уже сделали какие-то шаги по пути, который ведет в мой ближний круг. А я, вполне возможно, уже на пути в ваш. Получится у нас стать еще ближе или нет, знает одна Пресветлая. Но лично я останавливаться не собираюсь.
Мелкая «обиженно» выпятила губу:
— Вам везет, вы уже в моем!
Потом перестала дурачиться и предельно серьезно заявила:
— … но и я сделаю все возможное и невозможное, чтобы оказаться в вашем.
Следующие несколько мгновений она меняла позу. Сначала разомкнула пальцы на моем запястье, села на колени лицом к кровати и пододвинулась к ней как можно ближе. Потом положила на одеяло согнутую в локте левую руку, правой схватила мою, подтянула ее так, чтобы длань оказалась на ее левой ладошке, тут же накрыла ее правой и прижала этот «слоеный пирог» подбородком:
— Знаете, мне безумно нравится, как вы объясняете. Во-первых, у вас каждый раз получается подобрать именно тот образ, который позволяет «увидеть» то, о чем идет речь. Во-вторых, все, что вы говорите, просто, логично и понятно. И, в-третьих, во время наших разговоров я чувствую себя полноправным участником беседы, а не малолетней дурой, которой пытаются вдолбить в голову то, что известно даже грудничку!
— В этом нет моей заслуги! — признался я. — Так отвечали на вопросы мои родители. А я запомнил. И теперь пытаюсь им подражать.
— Значит, вы оказались очень хорошим учеником! — с улыбкой подытожила она и снова посерьезнела: — Второй вопрос, который меня беспокоит, касается страхов…
На этот раз в ее голосе появилось нешуточное напряжение, поэтому я тоже подобрался:
— Я тебя внимательно слушаю.
— Если я вас правильно поняла, то боятся все. Просто некоторые находят в себе силы перешагивать через свои страхи, а некоторые нет, так? — явно побаиваясь моего ответа, спросила Алиенна.
— Так… — согласился я.
Девушка поежилась, облизала пересохшие губки и заставила себя задать следующий вопрос:
— А разве нет страхов, которые нельзя было бы преодолеть?
— Страх смерти — один из самых «больших», согласна? Однако любая нормальная мать, оказавшись в безвыходной ситуации, без колебаний пожертвует жизнью ради своего ребенка. А часть воинов, поднимающихся на стены осажденного города перед штурмом, о нем даже не задумываются.
— Хм…
— С сильной волей не рождаются: в глубоком детстве она слабенькая. А потом мы учимся ею пользоваться. Так же, как ложкой, иглой для вышивания или мечом…
— То есть, прежде чем бороться с большими страхами, можно потренироваться на маленьких и средних? — глядя на меня расширенными глазами, спросила она.
— Да. Скажем, для того, чтобы перестать бояться подбрасывать ножи, можно для начала потренироваться с деревяшками той же формы и веса.
Мелкая задумалась. А потом, видимо, придя к какому-то выводу, резко подалась вперед и взволнованно затараторила:
— Но ведь если почти все, что мы умеем, вкладывается в нас родителями и наставниками, то можно научить и справляться со страхами, верно?
Я утвердительно кивнул:
— Верно.
— И… вчера вы помогли мне сделать самый первый шаг?
— Не первый, но помог.
Алиенна еще раз облизнула пересохшие губки и робко спросила:
— Арр Нейл, а вы можете меня не только подталкивать, но и целенаправленно вести… туда, куда считаете нужным⁈
— Я обещаю, что буду идеальной ученицей! — почему-то решив, что я откажусь, взволнованно затараторила она. — Я буду верить слепо, как Майра, никогда не оспорю ни одного вашего решения и обязательно добьюсь тех целей, которые вы передо мной поставите!