— Так?
— Чуть-чуть меньше напряжения, особенно на лице. Ты должна поверить, что красива. И захотеть себя показать!
Девушка, не открывая глаз, склонила голову сначала к правому, а затем к левому плечу так, как будто смотрела на себя в зеркало. Затем перенесла вес на правую ногу, развернула плечи, выпрямилась и, почувствовав, что ее грудь приподнялась и натянула рубашку, испугалась собственной смелости.
— Вот теперь хорошо! — стараясь, чтобы в голосе прозвучало как можно больше искренности, сказал я. — А если убрать с лица робость и открыть глаза, будет отлично! Но этим можно заняться и в следующий раз. Поэтому хватай свое одеяло, заворачивайся в него и возвращайся в кресло.
— Я, кажется, поняла! — открыв глаза, радостно выдохнула Алиенна и, покачивая бедрами, медленно пошла к дальней стене!
Четыре шага вперед, плавный поворот на месте и пять шагов обратно — за время, потребовавшееся для такой короткой «прогулки» в походке девушки появилась если не женственность, то что-то похожее на нее. Потом ученица остановилась, без какого-либо стеснения подняла одеяло с пола, накинула его на плечи и вернулась в кресло:
— Знаете, вы опять оказались правы: стеснение — это тот же страх. Стоило его перешагнуть один-единственный раз, как оказалось, что чувствовать себя красивой по-настоящему приятно! Кстати, а можно вопрос?
— Задавай!
— А вы совсем-совсем ничего не боитесь?
Я еле удержал рвущуюся на лицо улыбку:
— Ну почему же, боюсь!
— Чего, например? — подавшись вперед, как-то уж очень тихо спросила она. — Только без шуток, ладно? Я хочу понять.
— Если без шуток, то боюсь случайно обидеть тех, кого уважаю… — вздохнул я. — И боюсь за них же. За Майру, за твою маму, за тебя…
— Спасибо! Особенно за слово «уважаю»! — предельно серьезно сказала она, затем сжала своими пальчиками мою ладонь и заторопилась: — Скоро рассвет, а мне еще готовиться к тренировке…
…Результаты очередной маленькой победы Алиенны над своими страхами заметил не только я, но и Майра. Когда ученица появилась на крыльце в том же облачении, что и вчера, но спустилась по ступенькам, развернув плечи и не опуская взгляда, моя «правая рука» добавила ей еще немного уверенности в себе:
— Вот сейчас ты держишься правильно! И на тебя очень приятно смотреть.
Мелкая смутилась, но очень быстро справилась с собой и благодарно улыбнулась:
— Спасибо, мне было очень важно это услышать. Особенно от тебя!
Когда мы вышли за ворота и побежали, Алиенна держалась куда расслабленней и спокойней, почти не дергалась из-за моих взглядов и поэтому меньше уставала. Во время короткой остановки после двадцатой «сотни» она не только стояла, закрыв глаза, и слушая лес, но и решилась подойти к зарослям малины. А когда обнаружила несколько спелых ягод, то повернулась ко мне с таким счастьем в глазах, что не передать словами.
Во время основной части тренировки ученица продолжала ломать себя с удвоенной силой: не показывала боли в мышцах и старалась втихаря сделать хотя бы на пару повторений больше, чем требовалось. А вот краснеть — краснела. Особенно когда выполняла упражнения, лежа на спине.
— Как ты думаешь, если я попрошу Майру сделать это же упражнение, она застесняется? — спросил у нее я после одной из очередных вспышек неуверенности в себе.
Алиенна покраснела еще сильнее и отвела взгляд в сторону. А через пару мгновений заставила себя снова посмотреть мне в глаза:
— Нет.
— А почему?
— Она уверена в себе…
— … и во мне! — кивнул я. — А ты?
— Поняла, сейчас исправлюсь! — немного по-детски убежав от необходимости отвечать на заданный вопрос, протараторила она и, снова сцепив пальцы на затылке, продолжила скручивать корпус.
Исправилась. Потом вошла во вкус и к концу тренировки раскраснелась от гордости собой и удовольствия. Ее поползновения позаниматься еще немного я решительно отмел, так как прекрасно понимал, что уже полученной нагрузки более чем достаточно. Объяснил причины своего отказа, улыбнулся тени легкой обиды, мелькнувшей в глазах девушки, и посоветовал от души прогреть мышцы в горячей воде.
Она поблагодарила. И за совет, и за тренировку, нехотя ушла с крыши, а я взялся за мечи. В состояние безмыслия ушел неожиданно легко и чуть ли не на первой же учебной связке. Краем сознания восхитился, быстро, но добросовестно пробежал по всем остальным, затем прислушался к своим ощущениям и понял, что могу замахнуться даже на «Жалящего Аспида[1]». Причем не на «детской» скорости, как ее иногда в шутку называл отец, а где-то на половине боевой.
Сделал первый переход с атакой в верхний уровень, скрутил бедра, пропуская мимо себя встречный удар, скользнул к следующему воображаемому противнику с «падением» в предельно низкую стойку и почувствовал, что могу!
…Рваный ритм, безумные сочетания атак и перемещений, удары из крайне неудобных как для меня, так и моих противников положений сжигали выносливость, как пламя костра сухую бересту. Поэтому уже через два кольца я «выгорел» полностью. И, вывалившись из состояния безмыслия, долго стоял в центре крыши, пытаясь восстановить сорванное дыхание и потраченные силы.
По лестнице спускался, как немощный старикашка — контролируя равновесие на каждом шагу из-за того, что ноги подгибались от слабости. Почти так же ковылял по двору. И изрядно обеспокоил своим видом возвращающуюся из туалета Тину:
— Что с вами, Нейл⁈
— Опять перестарался с «Аспидом»! — уверенно заявила Майра, выглянув из окна кухни на скрип двери «донжона».
Ар Лиин-старшая непонимающе уставилась на нее:
— С чем⁈
— Какая-то безумная последовательность боевых связок для меча и даги или двух ножей… — объяснила моя ключница, пропала из окна, а через несколько мгновений вышла во двор через дверь. — Придумана отцом Нейла. Требует невероятной гибкости, скорости, силы и высочайшего контроля равновесия. Пока получается не очень.
Объяснение было емким и предельно точным, поэтому я ограничился подтверждающим кивком и продолжил ковылять в сторону бани.
— И долго он будет в таком состоянии? — встревожено спросила Тина.
— Да нет! — махнула рукой Майра. — Сейчас отмочу его в горячей воде, разомну мышцы, и оклемается.
Успокоенная женщина мило улыбнулась и унеслась по своим делам, а я, сопровождаемый «правой рукой», наконец, ввалился в предбанник и чуть не рассмеялся в голос, увидев еще одного «немощного старикашку». Вернее, старушонку — Алиенну, расслабленно полулежащую в самом мягком и глубоком кресле с закрытыми глазами и с выражением воистину невероятного счастья на лице. Что самое смешное — полулежащую не в платье и даже не в брюках, а в халате. Слегка задравшемся и, поэтому приоткрывшем правую ногу «аж» до колена.
— Что, умотали не только себя, но и бедную девочку, да⁈ — возмущенно воскликнула Майра, как всегда, в присутствии кого бы то ни было, обратившись ко мне на «вы». Затем повернулась к стремительно краснеющей мелкой и с «легким восхищением» в голосе отметила: — Знаешь, а халат тебе очень идет! Ты в нем такая ладная и красивая…
«Ладная и красивая» ошарашено уставилась ей в глаза, но, не обнаружив там ничего, кроме этой, великолепно изображаемой эмоции, благодарно улыбнулась. Затем заметила, насколько «бесстыдно» задрался халат, и, чуть не умерев от ужаса, рванула ткань вниз!
— Никогда не показывай окружающим, что с тобой или твоей одеждой что-то не так! — легонечко подтолкнув меня в сторону двери, ведущей в мыльню, сказала Майра. А когда я послушно отправился в указанном направлении, продолжила: — До тех пор, пока ты непоколебимо уверена в своей неотразимости и ослепительной красоте, тебе будут подражать и завидовать. Но стоит показать даже тень неуверенности или страха — втопчут в грязь…
…- Откуда ты взяла фразу про подражание и зависть? — лениво поинтересовался я, когда улегся на массажный стол и подставил спину под сильные и умелые руки своей ключницы.