— А ночное ныряние будет?
Я перевернулся на спину и расхохотался. До слез и колик в животе. В первый раз со дня гибели Генора и Рыка. И не мог успокоиться, наверное, с четверть кольца. А когда понял, что больше смеяться не в состоянии, снова перевернулся на живот, обвел глазами слегка растерявшихся спутниц и «задумчиво» потер переносицу:
— Не знаю, как вы, а я уже согрелся. И настроение у меня бесподобное! Короче говоря, кто идет со мной купаться и прыгать с валуна⁈
[1] Жалящий Аспид — комплекс связок, рассчитанный на ведение боя против нескольких противников там, где они не могут образовать строй, скажем, в узких коридорах дворцов и замков, а также на лестницах и в боевых ходах их стен.
Глава 13
Глава 13.
Десятый день третьей десятины первого месяца лета.
…Скользнув в мою спальню, мелкая, как обычно, плотно прикрыла за собой дверь и забралась в кресло с ногами. Чуть-чуть поерзала, устраиваясь поудобнее, затем недовольно засопела и решительно улеглась поперек, оперевшись спиной на один подлокотник, а ноги перекинув через второй. Устроившись поудобнее, поболтала голенью правой ноги, запрокинула голову назад и некоторое время смотрела в потолок. А потом все-таки вцепилась в протянутую руку и умиротворенно вздохнула:
— Знаете, вчера всю первую половину дня я старалась выполнить ваше новое задание: боролась с собой, пытаясь хоть иногда держать спину и голову, разворачивать плечи и не прятать взгляды. Получалось нечасто и как-то не по-настоящему. С вами, мамой и Майрой было еще ничего, а с Найтой и Вэйлью совсем никак. Зато там, на озере, когда вы говорили про веру, устои и желание бороться с тем, что пугает, я вдруг поняла, что человек, постоянно перешагивающий через собственные страхи, все время движется вперед. А тот, кто боится — стоит. Или сидит на берегу. Представила вас с Майрой, постепенно уходящих к горизонту. Потом Найту с Вэйлью, идущих за вами следом, и поняла, что больше всего на свете боюсь остаться на месте. Одной. Перед страхами, через которые с легкостью перешагивают другие! Тогда я не шагнула, а сломя голову бросилась вперед, за вами, и… перестала бояться! А через миг почувствовала, что воспринимать мир без страха в душе намного проще и приятнее…
— Умничка…
— Когда у меня получилось проплыть, не касаясь дна, первые несколько шагов, я окончательно убедилась в том, что тот, кто действительно хочет, действительно верит и действительно готов наплевать те традиции, которые мешают жить, действительно может добиться любой цели! — посмотрев мне в лицо и удостоверившись, что я внимательно слушаю, продолжила она. — Захотела проплыть в два раза дальше — немного устала, но проплыла! Захотела в три — смогла и в три. Потом подумала, что если человек умеет плавать, то ему должно быть все равно, можно коснуться ногами дна или нет, и тут вы спросили, кто из нас самый храбрый. Я захотела проверить свои выводы. И поплыла. А когда поняла, что плыву уж очень долго, представила, что иду за вами. По той дороге, со страхами. И почувствовала себя счастливой…
— И потребовала награду за счастье? — улыбнулся я.
— Ага! — развеселилась она. — А потом держалась руками за ваши плечи, смотрела по сторонам под водой и наслаждалась тем, что идти рядом безумно приятно.
— А я гордился тем, что у тебя все получается!
— Не у меня — у всех! — без тени ревности в голосе уточнила девушка. — И это правильно: вы вкладывали душу в каждую, значит, и гордиться должны были всеми.
Она была права. Но ее уверенность в себе была еще слишком хрупкой, поэтому я решил добавить капельку прочности:
— Им было проще. Тебе сложнее. Значит, и гордость была разной, согласна?
Она склонила голову к плечу, немного подумала и кивнула:
— С этим — да. И мне безумно приятно это слышать!
Для человека, которому «безумно приятно это слышать», она выглядела уж слишком серьезной. Поэтому я перевернулся на живот и извинился:
— Прости, я отвлек тебя от какой-то мысли…
Она махнула рукой, мол, ничего страшного, и, собравшись с мыслями, продолжила:
— Так вот, когда я поняла, что рядом с вами не боюсь никакой Бездны, вы выгнали нас на берег греться, а сами забрались на валун и прыгнули в воду. В этот момент я была самым несчастным человеком на свете, ведь в моих представлениях вы сделали еще один шаг вперед и чуть-чуть отдалились! Я захотела рвануться следом. Очень-очень. А через несколько мгновений вдруг сообразила, что несусь вместе с Майрой и Вэйлью к воде. И вместе с ними ору «А мы⁈»
После этих слов девушка немного помолчала, а затем чему-то улыбнулась:
— Когда вы объясняли, почему нам не стоит прыгать в воду с обрыва, глядя куда угодно, но не на нас, и намекали, что там, в воде, наши рубашки будут задираться, моя душа разделилась на три части. Первая наблюдала за Майрой и видела, что ее такие мелочи не волнуют, ведь идет рядом с вами уже давно и не отстанет ни за что на свете! Вторая тряслась от страха и стыда. А третья уже перешагнула новый страх и ждала момента, когда можно будет взять вас за руку и шагнуть с камня вниз…
Я тут же вспомнил, как Алиенна, покраснев до корней волос, начала кусать губы, и мысленно вздохнул — в тот момент я был уверен, что она остановится.
— Тот, самый первый прыжок бы чем-то невероятным… — запрокинув голову назад и невидящим взглядом уставившись в потолок, еле слышно продолжила девушка. — Сначала я почувствовала дикий восторг от ощущения полета, потом вдруг оказалась в воде, с задравшимся подолом перед глазами, поняла, что вы вот-вот увидите меня полураздетой и… вдруг почувствовала себя живой. Первый раз с того дня, когда меня изнасиловали…
В последнее предложения Алиенна умудрилась вложить такую дикую смесь из боли и счастья, что я с трудом проглотил подступивший к горлу комок и не нашел, что сказать. А девушка повернулась на бок и посмотрела мне в глаза так, словно пыталась заглянуть в душу:
— Я только что поняла, что боль, выжигающая меня изнутри, мешает нормально жить! А еще чувствую, что если выговорюсь и выплесну ее наружу, то смог о ней забыть! Вы мне поможете?
Я кивнул:
— Да…
Она закрыла глаза, некоторое время молчала, а потом тяжело вздохнула:
— Там, в лесу, перед тем как мама позвала вас ко мне, я решила, что при первой возможности наложу на себя руки. Поэтому слушала вас, словно через толстое одеяло, и первое время толком не слышала того, о чем вы говорили. Потом вы как-то умудрились задеть обрывки моей души первый раз, затем второй, третий. И я вдруг почувствовала, что представляю себя на вашем месте: вместо вас ищу убийц вашей мамы, вместо вас грущу, лежа на ее кровати и глядя на ее портрет, м вместо вас умираю от стыда за ваше отношение к Генору. Когда вы сказали, что каждый раз молитесь Пресветлой, чтобы он дожил до вашего возвращения, а я призналась, что тоже молилась, но вас она прислала слишком поздно, вы до меня дотронулись. А потом сказали, что не считаете меня грязной. Знаете, если бы не эти слова, то меня бы уже не было — когда вы уехали в Лайвен, оставив меня в замке деда, я несколько раз удерживалась от ухода за Грань только потому, что повторяла их по нескольку раз за кольцо. И убеждала себя в том, что мы обязательно встретимся…
Во время небольшой паузы, потребовавшееся Алиенне для того, чтобы справиться с волнением и снова собраться с мыслями, я ласково поглаживал пальцами ее ладонь и молил Пресветлую, чтобы девушка не сорвалась.
— Когда я пришла в себя в предрассветном лесу и увидела вас, то страшно обрадовалась. А через некоторое время вдруг сообразила, что вокруг вас постоянно находится несколько красивых и по-настоящему чистых девушек, и невольно начала сравнивать себя с ними. Сравнения получались совсем не в мою пользу, поэтому в душе я почти сдалась. И одним совсем не прекрасным вечером накрутила себя так, что во сне снова оказалась… в том лесу! К вам прибежала, толком ничего не соображая. А когда почувствовала, что обнимаю вас за талию и чувствую прикосновения к волосам, шее, плечам и спине, вдруг убедилась, что хотя бы не противна. Увы, уже через несколько часов тот же страх вернулся опять…