Скрип распахивающейся двери донесся до меня, как через толстое одеяло. Голос, раздавшийся через мгновение — тоже:
— … уже более-менее расслабился и вот-вот начнет нормально соображать…
Голос принадлежал Майре, поэтому я обрадовался. А когда ее руки потянули меня вверх, безропотно встал, выбрался из бочки и, сделав несколько шагов, упал на массажный стол. Почувствовав, что на нижнюю часть тела опускается теплое полотенце, я в предвкушении закрыл глаза и резко пришел в себя, услышав следующую ее фразу:
— Все, улегся, накрыт и готов к массажу. Можешь заходить и запирать за собой дверь!
Приподнял голову, повернул голову налево и был придавлен к простыне ладонью второй в роду Эвис:
— Закройте глаза, получайте удовольствие и слушайте. А ты иди сюда, смотри и учись…
— Может, сначала вы соизволите мне объяснить, что тут происходит? — слегка разозлился я.
Со стороны двери раздался тихий, но уверенный голосок Алиенны:
— Это все я, арр! Утром, перед тренировкой зашла к Майре и сказала, что мечтаю войти в ваш ближний круг. В смысле, в круг, в котором только вы и она!
— Алиенна была очень убедительна! — начав разминать мне плечи, подала голос моя «правая рука». Судя по тону — пытаясь отвлечь внимание на себя, чтобы моей ученице не пришлось вдаваться в подробности. Только вот в планы последней это не входило:
— Я сказала, что понимаю, насколько ей больно, что время, которое вы раньше делили на двоих, тратится на кого-то еще. И объяснила, что жажду не отдельного места в вашей душе, а хочу отдавать тепло вам обоим и получать его от вас двоих…
— … а поэтому готова делить и время тренировок, и ваше внимание к своей единственной ученице… — добавила Майра. После чего, видимо, почувствовав настрой Алиенны, добавила: — А потом Алька сказала приблизительно следующее: «Да, того, что я буду отдавать вам, во много раз меньше, чем получаю. Но если вы мне поможете, то я обязательно научусь, и очень скоро моего тепла станет намного больше!»
Я молчал. Прислушивался к эмоциям, чувствующимся в голосах обеих девушек, обдумывал каждую их фразу, а где-то на краю сознания получал удовольствие от того, что мое тело постепенно расслабляется, и из мышц понемногу уходят и усталость, и напряжение.
— Я попросила Майру научить меня верить так, как верит она… — продолжала мелкая. — И всему, что она делает для того, чтобы ощущать себя неотъемлемой частью вас и вашего круга…
'Большая часть тех людей, которых ты видишь вокруг, лишь шелуха, пустые оболочки, в которых нет ни искры Души… — уставившись в окно, но при этом как-то умудряясь чувствовать, насколько добросовестно я тянусь, сказал отец. — Нет, желаний в них предостаточно. И страстей тоже. Но все эти желания и страсти направлены внутрь, то есть, на них самих. Шелуха жаждет подминать под себя все, что можно и нельзя, готова врать, воровать, предавать и совершать любые подлости ради достижения своих целей. И не стесняется идти к вершинам вожделенной власти даже по головам близких. Говоря иными словами, такие люди всегда берут, ничего не отдавая взамен. А тех, кто позволяет у себя забирать, неважно, силой, подлостью или хитростью, не ставят даже в медный щит. При этом они оценивают окружающих по себе, и каждый миг ожидают обмана. Соответственно, всегда одиноки.
Тех же, кто не растратил изначального дара Пресветлой, и чья душа, подобно лучам Ати, готова согревать весь мир, меньше. В тысячи и тысячи раз. И найти их не так уж и просто, ведь они живут тихо и спокойно, делают то, что считают нужным, и не славят свои успехи на каждом углу. Зато они умеют отдавать. Всего себя без остатка. Так, как отдают твоя мама, Шелла или Генор.
Найдешь первых — проходи мимо: что бы они тебе ни наобещали — это лишь пар на ветру, ибо ты для них лишь средство достижения цели или ступенька на пути вверх. Найдешь кого-то из вторых — умри, но удержи рядом. Своей душой. Ибо ничем иным их удержать невозможно…'
Воспоминание из далекого детства промелькнуло перед моим внутренним взором за какой-то миг. Поэтому в реальность я вернулся, когда Майра только-только начала говорить:
— И я согласилась! Поэтому разделила с Алькой ее тренировку, а теперь буду ее учить делать вам массаж…
— А мое мнение, значит, никого не интересует? — спросил я.
— Вы уважали Алиенну и до этого разговора, иначе бы не тратили на нее свою душу… — перестав мять мою спину и наклонившись так, чтобы видеть мое лицо, тихо сказала Майра. Потом некоторое время смотрела мне в глаза так, словно заглядывала в сердце, и, видимо, обнаружив желаемое, удовлетворенно улыбнулась: — А сейчас готовы отдать десяток лет жизни, лишь бы она оставалась такой всегда…
Глава 14
Глава 14.
Третий день пятой десятины первого месяца лета.
…Следующие четырнадцать дней мои дамы провели, выкладываясь, как мастер меча на тренировке. Занятия у Тины, начинавшиеся, как одни разговоры, дня после третьего стали напоминать учебные схватки, в которых ученицы осваивали на практике то, что услышали от наставницы. Как это выглядело? Сразу после завтрака ар Лиин-старшая объявляла некие условия, часто ставившие меня в тупик, и давала некоторое время на подготовку. Потом одетые и причесанные дамы возвращались в обеденный зал, и начиналось действо, наблюдение за которым непременно заставляло меня удивляться безграничности талантов этой женщины. В частности, изворотливости ее ума и воистину невероятному умению перевоплощаться.
Придуманные ею сценки, на первый взгляд, не отличались особым разнообразием, ибо изображали либо прием у благородных, либо охоту, либо королевский бал. А уже на второй оказывалось, что они совершенно разные. Во-первых, роли, достающиеся ученикам, наставницам и, иногда, мне, заставляли поломать голову даже во время подготовки. Ведь, озвучивая начальные условия, Тина не просто назначала кого-то хозяином приема или гостем, но и достаточно подробно описывала его статус. Иначе говоря, принадлежность к определенному роду, место в иерархии, основные черты характера, наличие или отсутствие спутника или спутниц, преследуемые цели, самочувствие и настроение. А, во-вторых, во время самого действа она изображала настолько склочных, вспыльчивых или, наоборот, занудных особ, что ее ученицам приходилось проявлять чудеса выдержанности, воспитанности и такта даже для того, чтобы просто «дожить» до команды «достаточно»! А чтобы выполнить поставленную задачу или заслужить похвалу наставницы, девушки были вынуждены постоянно перешагивать через пределы своих возможностей.
Что интересно, несмотря на относительно скромную продолжительность этой части занятия и на крайне жесткий разбор ошибок, который ар Лиин-старшая устраивала после каждого «бала» или «приема», все участницы получали столько удовольствия, что весь последующий день крайне эмоционально обсуждали и успехи, и просчеты. Причем со смехом, беззлобными шутками или мягкой иронией. И ни разу не обижались. Ни на наставницу, ни на подруг.
Эти занятия были чем-то невероятным и в плане наработки реального опыта: даже Майра, до переезда на заимку представлявшая мир благородных исключительно по моим рассказам, постепенно разбиралась в писаных или неписаных правилах поведения. И в какой-то момент поверила в то, что рано или поздно, но станет в этом мире своей.
Еще одним неявным, но очень важным следствием этих занятий стало плавное исчезновение легкой настороженности, с которой Найта относилась к Тине. Убедившись, что эта чрезвычайно волевая и умная, а значит, опасная женщина действительно не использует наш род, как средство для достижения своих целей, и не демонстрирует открытость, а действительно открыта, она успокоилась. Поэтому начала сближаться с нею сама и перестала придерживать дочь, которая чувствовала симпатию к первым в жизни подругам и жаждала превратить нарождающиеся отношения в дружбу.
Претерпело немалые изменения и отношение старшей хейзеррки к хозяйственным работам. Если первые дни после приезда на заимку она выполняла поручения Майры добросовестно, но без огонька, то через десятину с лишним некоторые из них начали ей нравиться. А вторая в роду Эвис, быстро заметившая, что в уборку «донжона» Найта всегда вкладывает душу, начала грузить ее именно этим. А потом сама или через меня подчеркивала перед остальными чистоту и уют, появившиеся в доме стараниями хейзеррки.