Вообще постоянный дождь постепенно надоел даже мне, постоянно чем-то занятому и дико не высыпающемуся. Поэтому, когда Ати снова показал из облаков свой светлый лик и превратил мир в одно огромное пекло, я объявил дамам, что бесконечная рабочая «десятина» подошла к концу. А значит, как только земля и лес окончательно подсохнут, мы снова отправимся на озеро. Мало того, будем ездить к нему два дня подряд…
…Утро того дня, который должен был стать первым днем отдыха из обещанных двух, началось со скрипа двери в мою спальню и тихого, но полного восторга шепотка:
— А снаружи уже жарко! Мама ночью открыла окно из-за духоты, и мы с ней спали без одеял, раздетыми…
— Красивое, наверно, было зрелище! — прекрасно понимая, что она ждет моей реакции на свои слова, пошутил я и на всякий случай перевернулся на спину, чтобы увидеть лицо своей ученицы.
— Нууу, даже не знаю… — явно обрадовавшись комплименту, «вздохнула» она и, покачивая бедрами, поплыла в сторону окна. — На мой взгляд, женщины бодрствующие, причесанные и с искрящимися от восторга глазами выглядят куда интереснее спящих!
— Только причесанные? — уточнил я.
— Ну, мы же говорили о раздетых!
— Тогда, пожалуй, соглашусь! — кивнул я и перестал над ней «издеваться», озвучив мысли по поводу ее походки: — Идешь красиво. И очень женственно. Небось, до полуночи отрабатывала с Майрой?
— Ага! — совсем по-детски заулыбалась она, метнулась к кровати и уселась напротив меня, оперевшись спиной на столбик балдахина.
— А вот подол рубашки обрезан коротковато…
— Для кого, для вас? — убито выдохнула она, и я почувствовал, что у нее оборвалось сердце. Пришлось исправляться. Мысленно ворча, что строить себя «поборником традиций» с этой девушкой — откровенный идиотизм. И, заодно, обзывая себя придурком:
— Да нет, не для меня, а для всех остальных!
Алиенна чуть-чуть подалась вперед, чтобы заглянуть мне в глаза и удостовериться, что я имел в виду именно это, а затем облегченно выдохнула и снова заулыбалась:
— Могу открыть страшную тайну: сегодня на озере в такой рубашке будет еще и Вэйлька! Кстати, Майра сказала, что от тренировок у меня очень похорошели бедра, и мне, чтобы ей окончательно поверить, очень нужно узнать ваше мнение…
— Ты ведь мне их показывала не далее, как позавчера! — напомнил я после того, как и без того короткий подол медленно полез вверх и замер чуть выше края кружевных панталончиков.
— Ну-у-у… во-первых, позавчера я показала ноги от коленей и ниже, а сейчас мы говорим о бедрах. Во-вторых, тогда о результатах тренировок речи не было вообще, и, в-третьих, что вам, жалко, что ли, меня похвалить?
— Не жалко: бедра и попа у тебя были красивыми и раньше. А теперь подтянулись, округлились именно там, где требовалось, и стали выглядеть просто бесподобно!
— Спасибо! И за комплимент, и за то, что со мною возитесь… — уже без шуточных ноток в голосе поблагодарила она, согнула правую ногу в колене, накрыла его сцепленными в замок пальцами и ненадолго ушла в себя. По-настоящему, то есть, не изображая задумчивость, а обдумывая какую-то мысль. Я с интересом уставился на нее, так как после таких вот «уходов» она обычно задавала самые интересные вопросы.
— Скажите, а ваш отец тренировал вашу маму и свою меньшицу?
Я утвердительно кивнул.
— А чему он их учил?
— Умению пользоваться ножом… — хрипло ответил я и провалился в прошлое:
…Лицо и шея дяди багровы, вены вздуты, на лбу и крыльях носа серебрятся капельки пота, изо рта брызжет слюна, а глаза холодны, как лед:
— Твой отец был тупым ограниченным придурком, не умевшим ничего, кроме как держаться за меч! Если бы не его ненормальное желание учить Агнессу работе с ножом, она бы выжила!
— Она защищала свою честь так, как подобает настоящей Эвис: зарезала, как свиней, двух похитителей, и как минимум одного хорошо зацепила! — сдерживая нарастающее бешенство, цедит сквозь зубы Лайвенский Пес.
— Потому-то ее и уби— … — начинает орать ар Шорез, но складывается пополам, мешком оседает на бок и вздрагивает от удара ногой по ребрам.
Третий удар не получается: твердые, как гвозди, пальцы арра Витсира оттаскивают меня назад, а повелительный рык «Нейл, хватит!!!» заставляет замереть. Всего на миг. А еще через один я с легкостью выскальзываю из захвата, но сразу же оказываюсь в другом — ар Сиерса.
Вывернуться из этого куда сложнее, а устраивать безобразную свалку на дне Поминовения, да еще и с ближайшими друзьями отца, я не могу. Поэтому расслабляюсь и вколачиваю в сознания собравшихся вокруг людей свое решение:
— Тварь, явившаяся в мой дом только через десятину после того, как тело моей мамы было похоронено в семейном склепе, и вместо выражения соболезнования имевшая наглость сначала потребовать признать себя моим опекуном, а затем и посмевшая хаять моих родителей, мне более не родня! И я, Нейл ар Эвис, клянусь памятью своих предков, что в следующий раз, когда этот выродок рода Шорез переступит порог моего дома, я его вызову на поединок и зарублю…
— Что с вами, арр⁈ — донеслось до меня издалека, и я, рывком вывалившись из прошлого, увидел перед собой встревоженное лицо мелкой и ее испуганные, полные слез глаза.
— Не очень приятные воспоминания… — вздохнул я, и, заметив, что в ее взгляде появилось сопереживание напополам с чувством вины, ласково потрепал девушку по волосам: — Ты не виновата. Просто случайно попала по больному. А за сочувствие спасибо: мне приятно увидеть его в твоих глазах и почувствовать желание разделить мою боль…
Оба чувства в ее взгляде стали намного острее, а радость от моей последней фразы исчезла чуть ли не раньше, чем появилось. Поняв, что теперь она съест себя живьем за то, что пусть и невольно, но сделала мне больно, я хлопнул ладонью рядом с собой и сказал:
— Все отболело. Ложись, расскажу…
Она упала, как подрубленная, вцепилась в мою руку, как утопающий в болоте за протянутую слегу, и превратилась в слух. Само собой, рассказывать человеку, пережившему насилие, о другой такой же жертве, было бы крайней глупостью, поэтому я решил сместить акценты и описать не совсем то, о чем она мне напомнила:
— Как я уже говорил, папа учил маму и Шеллу ножевому бою. А еще учил их правильно двигаться, правильно падать, плавать, бегать и так далее. Начал еще до моего рождения, поэтому с самого детства вид тренирующихся или плавающих в озере женщин казался мне естественным. Зато неумение держать равновесие или страх воды в глазах других взрослых, наоборот, вызывали недоумение. Многие начальные связки работы с ножом я отрабатывал в паре с супругами папы, так как они были намного легче и медленнее его, и у меня были хоть какие-то шансы на победу. Я работал с ними в парах и когда подрос, только мы поменялись ролями. И уже я, менее опасный противник, чем отец, служил им тренировочным «зеркалом». В общем, когда я услышал твой вопрос, то почувствовал, что ты попросишь научить себя чему-нибудь еще, представил тебя с ножом и увидел перед внутренним взором маму и Шеллу…
— Я…
— Я же сказал, тебе не в чем себя винить, просто у меня хорошее воображение… — перебил ее я, заранее зная, что она собирается сказать. — А насчет твоей неозвученной просьбы скажу следующее: мне будет приятно тебя учить и этому тоже. Поэтому переставай грустно сопеть, и если я правильно угадал твое желание, то просто скажи «хочу»!
— Хочу! — эхом отозвалась она, потом покосилась на основательно посветлевшее окно, вздохнула и нехотя отпустила мою руку: — Спасибо. И за обещание, и за то, что позволили заглянуть в свою душу…
…Во время тренировки, особенно в тот момент, когда я объяснял технику выполнения новых движений, Алиенна периодически напрягалась и пыталась заглянуть мне в глаза. Видимо, чтобы найти там признаки грусти, недовольства или плохого настроения. Но, не обнаружив ничего подобного, постепенно расслабилась и полностью сосредоточилась на том, что делает. На лик Ати и чистое, без единого облачка, небо начала поглядывать только тогда, когда услышала команду «все, на сегодня вам хватит». А через половину стражи, когда я закончил свою тренировку, успела не только ополоснуться и слегка отдохнуть, но и на пару с Вэйлькой оседлать лошадей.