Первые несколько мгновений после возвращения эта самая реальность казалась мне совершенно бесцветной и какой-то чужой. Но вскоре я снова начал в нее врастать — ощутил свое тело целиком, обрел способность видеть цвета и начал чувствовать запахи. А через пару десятков гулких, редких, но удивительно родных ударов сердца услышал хриплый, прерывистый, и почему-то потрясенный шепот Вэйльки:
— Как… вы… Нейл?
— Во рту дикая сушь… Дрожу, как лист на ветру… В руках и ногах слабость… И хочу есть так, что аж желудок сводит… — прислушавшись к себе, перечислил я. — Но при этом уверен, что захоти я взлететь — взлечу!
— Чем быстрее восстанавливается тело, тем больше хочется есть и пить, поэтому кормить вас придется каждые полторы-две стражи, а поить и того чаще… — выдохнула девушка. — Что касается дрожи и слабости — эти ощущения мои.
— Может, не стоило так выкладываться? — виновато спросил я, сообразив, что все это время она отдавала мне свои силы.
— Не стоило⁈ — предложила она с коротким смешком. — Посмотрите мне в глаза, и все вопросы отпадут сами собой!
Я осторожно перевернулся на живот и при этом отметил, что вообще не чувствую ран. Потом повернул голову вправо и, сразу же утонув в ярко-зеленых глазах, на некоторое время снова стал Ати!
С большим трудом сумев вынырнуть из двух бездонных омутов и с трудом начав соображать, я ошарашено уставился на Вэйльку:
— Это были твои чувства⁈ Тогда, во время лечения⁈
Девушка перевернулась на спину, раскинула руки в стороны и расслабленно растеклась по постели:
— Не мои, а наши… Вы нравитесь мне, я нравлюсь вам, вот мы друг друга и усилили.
— А прошлой ночью было так же? — спросил я, и вдруг понял, что, любуюсь и ее счастливым лицом, и длинной, красивой шеей, и округлыми плечами, и воистину совершенной грудью с небольшими нежно-розовыми сосками!
— Нет, конечно: вчера вы были без сознания, поэтому я только отдавала, ничего не получая взамен. А сегодня получилось так сильно и так… просто, что у меня нет слов! — восторженно объяснила девушка, не открывая глаз, затем нащупала мою ладонь и благодарно провела по ней пальчиками: — И нет слов от тех эмоций, которые вы испытываете сейчас!
А когда я смутился и заставил себя перевести взгляд на мерную свечу, тихо добавила:
— Пресветлая, как же здорово чувствовать себя человеком, а не вещью…
…Вэйлька проснулась сама чуть более чем за половину стражи до рассвета. Снова прильнула ко мне, ушла в себя на двадцать ударов сердца и удовлетворенно заключила:
— С ума сойти, раны затягиваются куда быстрее, чем я могла себе представить в самых смелых мечтах — по моим ощущениям, дней через пять-шесть вы сможете начать нормально тренироваться!
— Спасибо! — поблагодарил ее я, а затем задал ей первый из того доброго десятка вопросов, которые мучили меня с момента пробуждения: — Скажи, а когда ты лечишь свою маму, чувствуешь то же самое?
Девушка, успевшая слезть с кровати, встать и натянуть рубашку, расстроено опустила уголки губ:
— К сожалению, нет. Если использовать все ту же аналогию с мечом, то с мамой я отрабатываю связку с оружием, которое для меня слишком тяжелое и которое взято в руки впервые. Прошлой ночью, начав вас лечить, я почувствовала, что держу в руке с клинок, привычный с детства. А сегодня упивалась боем с мечом, который был частью меня!
— Но почему⁈ — удивился я. — Ведь ты любишь маму, а она тебя…
Девушка подошла к двери, расстроено пожала плечами и в сердцах рванула засов в сторону:
— Понятия не имею! А опыта у меня немного — я лечила только ее и вас…
…Смена «стражника» от души повеселила: мелкая, вломившаяся в спальню в обычное для себя время, первым делом оценила выражение лица моей «сиделки». И, таким хитрым способом удостоверившись, что со мной все, по крайней мере, неплохо, засияла:
— Доброе утро, Нейл, привет, Вэйль! Ужасно рада вас видеть!
Судя по всему, эмоции, которые в этот момент Алька испытывала к хейзеррке, были очень теплыми, так как Дарующая не просто улыбнулась ей в ответ, но и ласково провела ладошкой по плечу «сменщицы»:
— Привет! Я тоже очень рада тебя видеть!
Впрочем, эмоции, испытываемые мелкой, не мешали ей помнить о том, что мне, раненому, требуется особо заботливый уход: ответив радостной улыбкой на прикосновение Дарующей, она сразу же метнулась ко мне. Убедилась в том, что и бинты, и постельное белье свежие, проверила, полон ли кувшин, стоящий на табурете, а затем кинула красноречивый взгляд под кровать.
Видимо, Вэйлька сочла ее поведение совершенно нормальным, так как комментировала каждый взгляд. Причем не без ноток гордости в голосе:
— Бинты сменила, простыню перестелила, взвар принесла, а горшок опорожнила и ополоснула…
Когда Дарующая удалилась, плотно прикрыв за собой дверь, Алька потрогала мой лоб, пощупала запястье, смешно морща лоб и прислушиваясь к биению жизни в жилах, а затем принялась терзать вопросами типа «не знобило ли вас во сне». Убедившись, что я иду на поправку и в ближайшее время точно не умру, она окончательно успокоилась и, прислонившись плечом к столбику балдахина, радостно сообщила, что сегодня, скорее всего, Майра разрешит мне понемногу ходить.
Услышав эти слова, я мысленно усмехнулся, так как уже получил такое разрешение напрямую от главного лекаря и сильнейшей Дарующей рода. Но расстраивать девушку не стал, поэтому «обрадовался». Потом Алька кинула взгляд за окно, вспомнила о том, что пропадет и сегодняшняя тренировка, и рассказала, что вечером, перед тем как лечь спать, добросовестно позанималась в их с Тиной гостиной.
Я ее похвалил. Расспросил, что именно она делала, и дал пару не особенно нужных, но ожидаемых советов. А потом с интересом уставился девушке в глаза:
— И чего это мы все еще стоим?
Алька отклеилась от столбика и сместилась чуть ближе к стене, чтобы мне, лежащему на животе, было удобнее на нее смотреть:
— Я хочу научиться двигаться так же, как Майра! С чего мне надо начинать?
Я задумчиво посмотрел на нее и мысленно схватился за голову, ибо считал, что моей заслуги в преображении Майры было очень немного. Да, тогда, в бане, пытаясь вытащить девушку из омута отчаяния, в котором она тонула из-за носа, сломанного в третий раз, я действительно помог увидеть себя со стороны. Ну, и потом при любом удобном случае старался добавлять ей уверенности в себе, напоминать о своем отношении и о новом статусе благородной. Но пластику движений я не менял — она была ее собственной.
Одновременно с этим я понимал и то, что Алька слепо верит и мне, и Майре. То есть, уверена, что я могу помочь, а значит, любую мою попытку объяснить истинное положение дел может принять за нежелание. И либо расстроиться, либо потерять веру в себя.
— Давай сначала немного поговорим, ладно? — предложил я и легонько шлепнул правой ладонью рядом с собой.
Девушка мгновенно оказалась на кровати, и взглядом, полным ожидания, уставилась на меня. Само собой, не забыв вцепиться в руку.
— Каждый возраст, который мы проживаем от рождения и до смерти, хорош чем-то своим. Детство радует новизной мира, возможностью постигать его тайны и создавать себя с помощью родителей. Юность — первыми самостоятельными шагами и ощущением гордости за опыт, полученный без посторонней помощи. Молодость — уже обретенной уверенностью в себе и так далее. Согласна?
— С тем, что касалось детства и юности — да. А дальше не знаю, так как молодой, зрелой и пожилой еще не была! — хихикнула она.
— Я тоже не был, просто повторяю слова отца. Так вот, мне кажется, что торопиться перепрыгивать через ступеньки этого пути не стоит. Ибо шаг вперед одновременно означает отказ от возможности испытать то, чем ты мог наслаждаться, оставаясь на месте. Скажем, когда я потерял родителей и был вынужден взвалить на себя ответственность за пусть и небольшой, но Старший род, мне стало не до игр и развлечений…