— Не тот ресурс, которым жаждут делиться… — буркнул я, один в один повторив слова, как-то слышанные от Найты.
Такого Тина от меня не ожидала, поэтому гневно сверкнула глазами и раздула крылья носа:
— Ресурс⁈
— Это была цитата. Бывшего «владельца» моих Дарующих… — мрачно усмехнулся я. — А для меня обе хейзеррки — полноправные члены семьи.
— Простите! — потупила глаза женщина, а затем спохватилась: — Да, чуть не забыла: Алька про них пока ничего не знает, но клятву все равно принесет. Завтра, когда снова придет вас терзать.
— И не спорьте! — добавила она, догадавшись, что я собираюсь возразить: — Убивают и за медный щит, а уж за здоровье и долгую жизнь порежут на тонкие ленточки всех, кто видел, слышал или только догадывался. А жизни всех шести членов рода Эвис мне дороги одинаково сильно.
Несмотря на то, что Вэйль говорила о том, что Тина мне не лжет даже в мелочах, я счел слово «одинаково» преувеличением. Но обращать на него внимание не захотел. Зато спросить про цифру «шесть» не постеснялся. И тут же получил ответ:
— Вы действительно думаете, что Алька согласится войти в какой-либо род, кроме вашего⁈ Хоть меньшицей, хоть отдарком, хоть лилией — но она будет с вами. А если ее попробуют от вас оторвать — удавится. В прямом смысле этого слова.
— Это ее слова или ваши? — не без труда справившись со вспышкой злости, спросил я.
Во взгляде Тины появилась грусть:
— Слова «отдарок» и «лилия» — ее. Слово «меньшица» в разговоре с нею употребила я.
— А чуть подробнее можно?
Женщина явно занервничала, так как принялась теребить поясок халата:
— Завтра ей исполняется шестнадцать. Нрав Юргена, своего родного дяди и нынешнего главы рода, она знает не хуже меня. Поэтому последние дня три ходит, сама не своя.
— Не понял? Вы же говорили, что он ее любит⁈
— Да, любит. Но это не мешает ему считать, что место девушки, достигшей возраста согласия, в роду мужа. Ульрику, свою старшую дочь, он сговорил в четырнадцать, а замуж отдал через месяц и две десятины после того, как ей исполнилось шестнадцать. Ксану, среднюю, сговорил в двенадцать, а отдал в день шестнадцатилетия, не посмотрев на то, что она только отошла после долгой болезни и еле стояла на ногах. Ольте, младшей, пока девять. Но и она уже сговорена.
— Значит, как только вы вернетесь в Лиин, он озаботится ее будущим?
— Думаю, он им уже озаботился… — вздохнула Тина. — Но, слава Пресветлой, до первой десятины зимы, то есть, до получения им налогов, есть неплохая возможность забрать Альку отдарком.
— Но ведь вы, вроде бы, не нуждаетесь! — воскликнул я, вспомнив про то, что она обещала мне платить по пять сотен золотых в месяц за выполнение обязанностей телохранителя.
Женщина усмехнулась:
— Не нуждался мой покойный муж, так как единолично распоряжался всеми доходами рода. Я тоже чувствую себя неплохо, потому что за годы хозяйствования скопила приличную сумму. Но у арра Юргена доступа к вкладам Готта не было, нет, и не будет. Соответственно, до середины Длинного месяца он не сможет не залезть в серьезные долги. А ростовщиков на дух не переносит.
— Хорошо, насчет отдарка я понял… — задумчиво потерев переносицу, заключил я. — Но как Алька могла додуматься до возможности стать лилией⁈
Тина посмотрела на меня, как на юродивого:
— Нейл, дочка у меня далеко не дура, и прекрасно понимает, что ее дядя может упереться в рогатину[3]: скажем, сговорится с кем-нибудь и под этот уговор возьмет хотя бы сотню золотых; переступит через гордость и обратится к ростовщикам; вынудит кого-нибудь из вассалов «поделиться» будущими доходами в счет будущих платежей и пообещает им племянницу. В этом случае у нее останется только один выход: оборвать нить[4], после чего предложить вам себя в единственно возможном качестве…
То, что решительности в мелкой с каждым днем становится все больше и больше, я знал, как никто другой. Поэтому безоговорочно поверил в то, что она решится даже на такое. Кроме того, в течение всего разговора с Тиной я то и дело представлял себе, чем закончится попытка мужа Альки исполнить супружеский долг до того, как в душе девушки зарастет полученная рана, и с трудом справлялся то с тошнотой, то с бешенством. А еще несколько раз ставил себя на ее место и пытался представить, что бы я сделал в создавшейся ситуации.
А ар Лиин-старшая, словно подбрасывая поленья в очаг, продолжала:
— И для нее это — далеко не худший выход из сложившейся ситуации. Ведь даже лишившись статуса благородной, но находясь рядом с вами, она будет чувствовать себя так же, как и сейчас. А вот если окажется замужем, особенно в ближайшее время…
— У меня появился вопрос! — выдохнул я, почувствовав, что ее слова раскаленными гвоздями вколачиваются в душу, и без того истерзанную моими собственными мыслями.
— Если вы хотите узнать, не планировала ли я все это заранее, то однозначно нет: я собиралась дать дочке возможность хоть как-то смириться с происшедшим, а потом платить Юргену за каждый год отсрочки от замужества. А о возможности перетащить Альку в ваш род задумалась только тогда, когда почувствовала, насколько сильно она привязалась к вам и к Майре. И когда поняла, что ради возможности быть рядом с вами она пойдет на все.
На душе стало немного легче. Но понимание того, что, сидя на заимке, проблему мелкой не решить, здорово раздражало. Само собой, я озвучил эту мысль Тине. И получил веские основания не торопиться:
— Уезжать с заимки прямо сейчас нет никакого смысла. Во-первых, выходить в большой мир Альке еще рановато: да, она уже не впадет в истерику, увидев рядом с собой мужчину, но не сможет держать лицо хотя бы несколько дней подряд, если вас не будет рядом. Во-вторых, Юрген пока еще не прочувствовал всей «прелести» безденежья, ибо летом обязательных платежей немного. А значит, скорее всего, начнет набивать цену. И, в-третьих, выбираться в свет до того, как ваша Дарующая вылечит Майре лицо, я считаю неразумным: пока вы были единственным человеком в умирающем Старшем роду, пристального внимания к вам и не было, и быть не могло. А теперь, когда рядом с вами появится пять не самых незаметных женщин, внимания станет столько, что любое видимое изменение закончится очень большой кровью.
Высказанные Тиной мысли звучали более чем логично. Касающаяся Майры — так вообще заставила радостно заколотиться сердце. Поэтому я кивнул, показывая, что согласен.
Ар Лиин-старшая явно обрадовалась, так как оставила в покое поясок и продолжила заметно спокойнее:
— Кстати, то, что хейзеррки красятся и замазывают веснушки, заметит любая благородная: уж кого-кого, а возможных соперниц женщины рассматривают куда пристальнее, чем собственное лицо. Поэтому, если хотя бы часть слухов о возможностях Дарующих верна, убедите Найту как можно сильнее высветлить дочке волосы и изменить цвет глаз. Ибо Вэйль молода и очень красива, а значит, не сможет не привлечь внимания!
— Почему именно высветлить?
— Ни одна из известных мне красок для волос не может превратить рыжие волосы в белые или очень светлые. Поэтому никому и в голову не придет, что такой цвет — неестественный. А вот под темными цветами прячут все, что угодно, соответственно, любая дама, желающая очернить ее имя, будет очень пристально вглядываться не только в корни, но и сравнивать волосы на голове с цветом бровей и ресниц. Хотя бы для того, чтобы хоть к чему-нибудь, да прицепиться…
…Высказав все, что хотела, и, ответив на несколько моих вопросов, ар Лиин-старшая поспешила откланяться, мотивировав спешку тем, что дочка все еще расстроена и ей требуется поддержка. А я, откинувшись на спинку дивана, закрыл глаза и попробовал реализовать идею, посетившую меня после одного из последних бесед с Вэйлью.
Закрыл глаза. Полностью расслабился. И начал последовательно настраиваться на разные чувства. Стараясь, чтобы каждое из трех выбранных держалось в самом «ярком» состоянии десять ударов сердца, а потом уступало место следующему.
Сильнейшая Дарующая рода, по ее же собственным словам отслеживающая состояние моей души «все время, пока бодрствует», быстро сообразила, что такой последовательности эмоций в обычной жизни не бывает, поэтому уже на пятом «круге» ворвалась в предбанник: