— Помнишь, Аль, ты как-то сказала, что сделаешь все, чтобы оказаться в моем ближнем круге? Так вот, ты уже в нем: я прирос к тебе душой и уже не представляю жизнь без тебя рядом. Да, я все еще боюсь тебя чем-то задеть, но не потому, что сомневаюсь в тебе, а просто берегу, как дети берегут любимые игрушки, а взрослые — подарки тех, кто им очень дорог. Когда ты показывала мне танец огня, я наслаждался и теми чувствами, которые ты в него вкладывала, их отголосками, мелькающими на лице, и красотой твоего тела. А на озере, увидев на тебе оба наших подарка, сначала гордился тем, что ты не играешь, а действительно уверена в себе, а затем млел от тех слов, которые ты нам сказала…
Мелкая онемела. Потом украдкой смахнула с уголков глаз слезинки и сглотнула:
— Знаешь, я столько раз пыталась себе представить, как именно ты мне скажешь о том, что я уже в твоем ближнем кругу, но так ни разу и не смогла: торжественное объявление казалось глупым, а фраза, брошенная мимоходом, какой-то пустой и несерьезной. Зато сейчас, прижавшись ухом к твоей груди и слыша, как быстро и сильно колотится твое сердце, я понимаю, что лучшего способа, чем этот, просто не может быть! А еще я чувствую, что это не просто слова, а твой шаг через страх, и млею от счастья…
…Когда я вышел на крыльцо и оглядел лица учениц, стоящих в короткой, но ровной шеренге, то не смог удержаться от улыбки: все, как одна, пребывали в прекрасном настроении и были готовы ко всему. Поздоровался с теми, кого не видел, очередной раз опешил от того, что сотворила с Майрой Вэйлька, и, подавая пример дамам, рванул к калитке. И обрадовался, что от меня никто не отстает, а значит, три последних дня, во время которых у «новеньких» с непривычки болели мышцы, уже в прошлом.
Двадцать сотен в один конец пробежали все, причем довольно легко. И еще шесть на пути обратно — тоже. Во время разминки выкладывались не менее добросовестно. А когда приступили к основной части тренировки, мне даже пришлось попросить дам слегка поумерить пыл, чтобы не перегорели.
Поумерили. Слегка. И с таким удовольствием принялись отрабатывать показанные движения, что я вдруг сравнил их с учениками мастера Элмара и пришел к выводу, что мои ученицы намного лучше. Почему? Да потому, что ни одна не пыталась задирать нос, показывая всем и каждому, что кому-кому, а ей тренировки нужны постольку поскольку, ибо наставники их рода уже вырастили из нее Мастера. Ни одна не позволяла себе лениться, рассчитывая на то, что Наставник этого не заметит. И ни одна оспаривала мои распоряжения под предлогом того, что «ей говорили иначе».
А еще я понял, что имел в виду отец, утверждавший, что учить девушек проще, чем парней: до начала тренировок со мной ни одна из пяти моих дам не хватала в руки палку и не пыталась изображать жутко опасные удары мечом, поэтому не вбила в ноги ни одного неправильного движения. В результате все, что я говорил, ложилось на чистый лист памяти их тел, и именно так, как надо!
Пока я рассуждал, женщины выкладывались так, как будто жаждали попасть в школу Теней. То есть, и в первое, и в сотое повторение любого движения старались делать одинаково хорошо. И не успокаивались, не услышав мою похвалу. Поэтому к концу тренировки пропотели насквозь, но уходили с крыши довольными до безобразия. И страшно завидовали Вэйльке, которой я разрешил остаться.
Разбираться с моими «потребностями» Дарующая начала с просьбы показать ту последовательность связок, которую я считаю самой сложной. Причем медленно, предельно точно и с объяснениями, что, где и почему не получается.
Само собой, я показал ей «Жалящего Аспида». И во время первого исполнения останавливался чуть ли не после каждого движения, чтобы описать, что именно делаю и что мне мешает. А когда закончил, девушка потребовала, чтобы я повторил то же самое снова, но в ее сопровождении.
«Сопровождение» оказалось тем же танцем, только в паре. То есть, я двигался очень-очень медленно, а Вэйлька старалась держаться как можно ближе, чтобы я не «вываливался» за границу действия ее Дара.
Первые проходов пять у нас получились откровенно отвратно, так как девушку постоянно путал рваный ритм и неожиданные смены направления движения. Но потом мы с ней решили разбить комплекс на отдельные связки, и дело пошло на лад.
Ощущения отработки движений в границах Дара были более чем странными: там, где мне обычно не хватало гибкости, мышцы и связки постепенно «размягчались» и очень скоро позволяли добиться желаемого. Там, где требовался высочайший контроль равновесия, сознание словно очищалось от всего лишнего, становилось кристально-чистым и дарило такое ощущение контроля над собой, что захватывало дух. А там, где не хватало сил или резкости, меня окутывало что-то похожее на состояние безмыслия, но только в такое, которое выжимало из тела куда больше, чем я мог представить.
Через три четверти стражи Вэйлька захотела оценить результаты и попросила пройти «Аспида» от начала до конца, в одиночку и в том темпе, в котором мне будет максимально комфортно. Я попробовал. И связке на пятой-шестой понял, что помощь Дарующей дала больше, чем тренировки на износ за весь предыдущий год: я сумел не просто почувствовал телом все переходы и удары, но и смог увязать их в одну непрерывную последовательность движений!
Само собой, после этого прохода я не удержался и выполнил еще несколько, стараясь как можно ближе подобраться к отодвинувшемуся пределу. Ну и довел себя, «размягченного» Дарующей, до состояния студня, мелко-мелко дрожащего от слабости и напрочь отказывающегося самостоятельно передвигаться. Правда, счастливого!
Впрочем, до бани я все-таки добрался. А еще разделся и залез в бочку. Увы, сообразил, что воды в ней мало и она прохладная, уже тогда, когда навалился спиной на край и понял, что не пошевелюсь даже под страхом смерти. Кстати, спать не хотелось совершенно. Наоборот, я прекрасно соображал. Поэтому не только слышал, что говорит веселящаяся Дарующая, но и пытался представить, до каких вершин мастерства можно добраться с ее помощью.
Потом в мыльню ворвалась Майра, и, шлепнув Вэйльку по заднице полотенцем, беззлобно проворчала:
— Ну вот, пригрели мучительницу на свою голову, а теперь страдаем!
Та, как раз опрокинувшая в бочку очередное ведро с горячей водой, рассмеялась:
— Страдаете? Да ты посмотри на его счастливое лицо: готова поставить жизнь против медного копья, что он сейчас весь в предвкушении!
— А что ему остается делать, если отказало тело⁈
Вэйлька хихикнула:
— А чего ты хотела-то? Он ведь пока совсем слабенький и устает еще до того, как начинает заниматься!
— Я тебе покажу «слабенький»! — возмутилась Майра и снова взмахнула полотенцем. А я мученически закатил глаза, услышав, как очередной раз хлопнула дверь. Впрочем, сразу же обрадовался, услышав, что в ряду моих защитниц пополнение:
— Что, замучила бедного, да? И не стыдно⁈
Майра с Вэйлькой рассмеялись. А мелкий ураган, рвущийся ко мне, распихал обеих девушек в стороны, заглянул мне в глаза и облегченно перевел дух:
— Глаза смеются, значит, скоро оклемается!
— Значит, так, аресса мучительница и аресса спасительница! — «грозно» свела основательно посветлевшие брови Майра. — Сейчас вы обе отправитесь накрывать на завтрак и перетаскивать все, что я наготовила, в обеденный зал! А с «бедным» я разберусь сама! Понятно?
Девушки жалобно вздохнули, но понимания в ее глазах не нашли и нехотя удалились. А Майра подошла к бочке, оперлась на нее предплечьями без единого шрама и с сочувствием посмотрела мне в глаза:
— Говорить-то хоть можешь?
— Неа! — сделав честные-пречестные глаза, пошутил я. — Каждый раз, как вижу твое обновленное лицо, теряю дар речи!
— Но ведь оно не мое! — тихо, и как-то очень жалобно выдохнула она. — Я была не такая…
— Ну да, ты была лучше! — «согласился» я. — Увы, Вэйлька — Дарующая молодая и неопытная, поэтому не смогла вылепить тот образ, который чувствует сердцем…