После их ухода накал веселья быстро спал, и Алька, лежавшая поперек кресла и отрешенно поглаживающая подушечками пальцев кольцо Души, повернулась ко мне и негромко спросила:
— А почему ты отвез нас в храм Пресветлой именно вчера, а не завтра, или, скажем, через десятину?
'Вопрос второй. Куда более личный… - вспомнил я. И невольно представил себе Тину. Вернее, ее напряженный взгляд: — Вряд ли вы не замечаете, что и Майра, и Вэйлька, и моя дочка давно считают себя вашими и душой, и телом. И что они, уже привыкшие относиться к правилам, определяющим жизнь благородных, скажем так, достаточно вольно, не только жаждут вашего… хм… шага к ним навстречу, но и рвутся к вам сами. Так почему вы до сих пор колеблетесь?
Я потер ладонями лицо и криво усмехнулся:
— Каждая из них прошла через боль и отчаяние. И эти чувства, хоть и спрятаны глубоко-глубоко, из их душ никуда не делись. Поэтому мне очень хочется подарить всем трем пусть небольшой, но праздник. Праздник, не омраченный никакими сомнениями. Чтобы потом, вспоминая самое начало наших отношений, они не чувствовали даже тени разочарования. Но тот праздник, который я себе представляю, можно устроить только после церемонии обмена обетами, то есть, после моего совершеннолетия. И, наверное, уже в Лайвене.
— Это лучшее из того, что я могла надеяться услышать… — без тени улыбки заявила Тина. — Только, боюсь, что ждать до Лайвена — не самая хорошая идея: затянувшееся ожидание вот-вот начнет разрушать их доверие.
— Почему⁈ — напрягся я.
— Давайте я объясню свою точку зрения, отталкиваясь от мыслей и ощущений своей дочери. Алька далеко не дура, поэтому понимает, что вы держите ее на расстоянии из-за того, что боитесь испугать напоминанием о недавнем прошлом. А вот задумываться о причинах вашей сдержанности в отношении к горячо любимой ею Майре она до смерти боится. Ибо, по ее мнению, единственной причиной холодности к девушке, которую вы подпустили к своей душе, да еще и настолько близко, может быть только одно: вас воротит от нее даже после вылеченного изъяна!
— Я замечаю куда больше оттенков эмоций, чем моя дочь, поэтому уверена, что это не так! — почувствовав, что у меня потемнело в глазах от злости и обиды, воскликнула Тина, в жесте примирения выставив перед собой раскрытые ладони. — А Алька не замечает. Поэтому рвет себе душу. И, кстати, рвет не одна она: эта ваша «холодность» угнетает и саму Майру, которая искренне надеялась, что теперь, когда ее лицо «больше не вызывает ужаса», вы, наконец, увидите в ней любящую женщину…
Я представил себе все то, что рассказывала ар Лиин-старшая, и с хрустом сжал кулаки. А Тина, обратив на это внимание и удовлетворенно кивнув, подбросила в разгорающийся костер моих мыслей последнюю охапку сушняка:
— Помните, там, в лесу, на пути в Маггор, вы говорили, что жить надо не будущим, а настоящим, и радоваться тому, можем подарить тем, кто дорог, немного счастья? Так вот, девочки уверены, что вы живете именно так, поэтому-то и сходят с ума от непонимания. В общем, если вы дорожите их душевным состоянием, перестаньте тянуть время и позвольте им почувствовать ваше НАСТОЯЩЕЕ отношение…
— Почему именно вчера? — переспросил я, вывалившись из воспоминаний и увидев, что моего ответа напряженно ждут все три мои женщины.
— Ага!
— Раньше не мог, так как ждал, пока мне исполнится восемнадцать. Чтобы никто не посмел усомниться в законности моего волеизъявления. И чтобы вы чувствовали себя не игрушками на ночь или десятину, а теми, кто пробудил во мне Свет[1].
— Как ты мог не сказать нам о дне своего рождения, разберемся потом… — перебравшись ко мне под бочок, угрожающим тоном пообещала Вэйль и посерьезнела: — А пока объясни-ка, почему в тебе столько грусти и безысходности?
— Всего шесть десятин до начала Короткой, а значит, и до представления королю… — после коротких раздумий «говорить или не говорить», вздохнул я. — А до этого времени мне надо разобраться с таким количеством не особо приятных проблем, что голова кругом!
— Так, о проблемах — не сегодня! — потребовала Алька, мигом оказалась на ногах, выдернула из кресла помрачневшую Майру и легонечко пихнула ее ко мне: — Удели время старшей жене. А мы с твоей первой меньшицей отправимся спать…
…Поднявшись на второй этаж, Майра уверенно свернула направо, подошла к дверям никогда не использовавшихся покоев, повернулась ко мне и виновато улыбнулась:
— Тут дальше всего от спальни Альки…
Я согласно кивнул. Ибо тоже слегка побаивался возможных реакций мелкой. А к тому, что Вэйль меня постоянно слышит, давно привык.
Убедившись, что я согласен с ее решением, девушка чуть-чуть расслабилась, пересекла гостиную, перешагнула через следующий порожек и снова остановилась. Но поворачиваться не стала — с трепетом ждала моих слов или действий. А когда я подошел сзади и, обняв за талию, вдохнул запах волос, изо всех сил прижала к себе мои ладони и еле слышно прошептала:
— Не верю…
Вместо ответа я поднял ее на руки и понес к кровати, застеленной чистым бельем и освещенной мерной свечой. А сам опять ухнул в недавнее прошлое:
«Вопрос третий. Совсем личный… — выдохнула Тина, сделала небольшую паузу и густо покраснела: — Скажите, Нейл, отец водил вас в заведения вроде 'Услады Души», и если да, то с какой целью?
— А это-то тебе зачем? — не понял я.
— Как вы только что сказали, всем трем вашим будущим женам нужен праздник. Но далеко не каждый мужчина может его подарить… ни в первый раз, ни… во все остальные. А в заведениях, подобных названному мною, могут научить всему тому, что, на мой взгляд, мужчина уметь ОБЯЗАН. Но этой услугой пользуются очень немногие — во-первых, она дорога, а во-вторых, мужчины не любят признаваться в своих слабостях, тем более в этой области.
Я прекрасно понимал, что, окажись я на месте этой женщины, беспокоился бы за дочку не меньше. Поэтому прикрыл глаза, чтобы подобрать слова для последующих объяснений, и… услышал тяжелый вздох:
— Нейл, все три девочки вас боготворят. И мне кажется, что ради того, чтобы сохранить в них это чистое и светлое чувство, стоит на какое-то время забыть о гордости, самолюбии и правилах приличий. В общем, если вы примете этот совет, то я помогу вам разобраться и в этой области отношений между мужчинами и женщинами. Причем… не только на словах.
Услышав последнюю фразу, я сначала онемел, а затем понял, что для Тины такое решение вполне нормально: женщина, пытавшаяся закрыть собой дочку от шайки разбойников и не испугавшаяся подставить шею под мой меч, должна была постараться защитить Альку и от разочарования будущим мужем. Тем более что это самое «разочарование» могло привести девушку, пережившую насилие, к серьезнейшему срыву или уходу за Грань.
Слава Пресветлой, такого самопожертвования не требовалось:
— Почему наш род называют Странным, знаете?
— Все женщины, когда-либо становившиеся женами или меньшицами глав рода Эвис, рано или поздно отдалялись от света и начинали себя вести так, как будто остальной мир был им неинтересен, а благородные забавы скучны. Балам и приемам они предпочитали общество мужа и детей, а охотам — конные прогулки в глухомани… — начиная что-то понимать, все медленнее и медленнее заговорила Тина. — И все, как одна, забывали о существовании других мужчин.
— Деда я почти не помню… — продолжил я. — А отец утверждал, что настоящий Эвис должен четко разделять Свет, то есть, любовь души, и Страсть — любовь тела. К первому относился с благоговением, а вторую без первой не любил, хотя и терпел. Поэтому через несколько дней после четырнадцатилетия посадил меня перед собой, еще раз описал разницу между этими видами отношений, а затем объяснил, что такое паутина страсти [2], и как можно избежать попадания в нее.