— А мы по тебе так соскучились? Впрочем, ты ведь слышишь, правда⁈
— Слышу! — мягко улыбнулась первая меньшица и пробудила Дар.
Я ухнул в него с головой, и растерялся, поняв, какое количество невероятно ярких чувств, причудливо переплетающихся и плавно перетекающих одно в другое, можно одновременно ощущать. Еще через миг я словно сам стал ими и осознал, что и искренняя радость, и томительное беспокойство, и нестерпимое желание помочь, и нескрываемое облегчение, и безграничная любовь состоят из пяти почти одинаковых «струй». А разных оттенков практически и нет.
Еще через пару ударов сердца, когда Вэйль добавила к этой картине нас, то есть, дала понять, какое чувство кому принадлежит, я задохнулся от восхищения, ибо, как оказалось, что даже приблизительно не представлял, что на самом деле творится в душах моих женщин! А когда Дар вдруг погас, и картина рассыпалась мириадами крошечных блесток, услышал, как с моих губ срывается расстроенный вздох:
— Э-эх…
— Дочка, ты что творишь! — тут же донесся до меня перепуганный шепот Найты, а за ним — твердый, звенящий закаленной сталью, ответ:
— Где-то там, за лесом — обычный мир! Мир, в котором открывшему душу в нее же и плюют, где протянувшему руку помощи втыкают в открывшийся бок заточенный клинок, где подающего милостыню обворовывают, где те, кто считает себя венцом природы, рождаются, живут и умирают в грязи собственных помыслов и поступков. И где вот уже без малого тысячу лет искренне верят, что Обретение Воли было Началом новой жизни, хотя на самом деле оно называлось Исходом и было концом Золотого века. Знаете, сегодня я увидела этот мир изнутри таким, какой он есть на самом деле, и чуть не сошла с ума от одиночества. От того самого одиночества, которое прячется за масками, приросшими к лицам населяющих этот мир тварей. А когда уже почти совсем растворилась в его жуткой пустоте, вдруг испугалась, разбудила Дар и ощутила вас, любящих меня и друг друга, живущих с открытыми душами и готовых на все ради тех, кто рядом…
— И вернулась… к нам… навсегда. Правда? — срывающимся голоском прошептала мелкая.
— Да, вернулась, обняла тех, на кого хватило рук, и страшно захотела, чтобы вы услышали друг друга так же, как вас слышу я. Ибо ничего более теплого и приятного этом мире нет!
— Это новое знание — результат резкого усиления Дара? — встревожено спросила дочку Найта, сорвав этот вопрос с кончика моего языка.
— Это было не усиление, а и-ни-ци-ация! — криво усмехнулась Вэйлька. Потом сообразила, что мы ничего не поняли, и объяснила: — Пробуждение настоящего Дара, а не тех жалких ошметков, которые стали называть этим словом после ухода Дарующих.
— Кстати, почему они ушли? — спросила Алька.
— Устали от подлости, неблагодарности, коварства… в общем, от всего того, что мы, люди, называем жизнью… — угрюмо ответила девушка. — А тем, кто еще инициируется, оставили послание…
— Какое послание? И где? — почти одновременно спросили мелкая и Майра.
Вэйлька вскинула голову к ночному небу:
— Насколько я поняла, оно в одной из этих звезд. А в нем — ин-фор-ма… то есть, знания о мире, в котором мы живем, советы по развитию и использованию Дара, а также объяснения, как и куда уходить…
— Ты собира— …
— Да не уйду я, не уйду! — взвыла девушка, мучительно скривилась и, закусив губу, прижала ладонь к ребрам под левой грудью: — Да не переживайте вы так — сердце же разорвется!!!
Не успели отзвучать эти слова, как нас обожгло сначала Даром Найты, а затем и в разы более мощным Даром ее дочери. А когда старшая хейзеррка возмущенно замахала руками, пытаясь что-то объяснить, увидели, как развеселилась последняя:
— Ма-ам, смотри внимательнее — теперь я могу лечить и изменять даже саму себя!
[1] Отвар кровавика — местное противозачаточное средство.
[2] Тина имеет в виду обретение некоего имиджа в высшем свете королевства.
[3] Альковный рубака — любитель быстрых побед над женщинами, как правило, в дворцовых закоулках.
Глава 25
Глава 25.
Восьмой день пятой десятины второго месяца лета.
Несмотря на раннее утро, в замке Маггор кипела жизнь. На тренировочной площадке, расположенной справа от въезда в захаб, несколько дюжих десятников гоняли молодежь, добиваясь идеального исполнения движений и поворотов в пешем строю. Чуть дальше, рядом с распахнутыми настежь воротами каретного сарая, четверо мужиков меняли лопнувшую заднюю ось на легкой прогулочной коляске. Слева, из небольшой замковой кузницы, раздавался перестук молотков подмастерьев и редкие, гулкие удары мастеров, сопровождаемые молодецким уханьем. Сразу за кузней цепочка из четырех молодых парней споро перекидывала бревна из телеги в штабель перед дровяным сараем. А двое парнишек лет двенадцати, нагруженные поленьями по самые макушки, удалялись в сторону кухонного домика.
При этом на нас не пялился никто, кроме воинов, «слонявшихся» возле надвратной башни и по стенам: последние, вернее, та их часть, в чьи обязанности входило наблюдение за гостями, находилась на местах, предписанных уложением о караульной службе, и не спускала с нас глаз.
Не менее добросовестно несли службу и стражники, выставленные по обе стороны от центрального входа в донжон — несмотря на то, что меня сопровождала дочь их сюзерена, они изображали недвижные статуи до появления начальства. Кстати, не кого-нибудь типа дворецкого, а арра Нолена, правой руки главы рода Маггор и его сенешаля.
В этот раз Щит рода[1] вел себя не в пример учтивее, чем в прошлый. То есть, поздоровался сначала со мной, а затем с родственницами, поклонился остальным и пригласил нас в донжон сразу, не дожидаясь появления герольда. По донжону тоже вел, как дорогих гостей — по главным лестницам, коридорам, покрытым коврами, и центральной анфиладе. Правда, не степенно и чинно, как полагается передвигаться уважающему себя благородному, а скорым шагом на грани приличий. Поэтому довел до места назначения от силы за четверть кольца.
— Аресса Доргетта примет вас прямо сейчас! — замедлив шаг перед ничем не примечательной дверью в конце одного из боковых ответвлений коридора, коротко сообщил сенешаль и, без предупреждающего стука потянув на себя правую створку, жестом пригласил нас проходить.
Перешагнув через порог и оказавшись внутри скромненького помещения, рассчитанного от силы человек на десять, я слегка удивился — оно не было предназначено для приема гостей. А когда увидел, что уже знакомая мне торренка, облаченная в простое домашнее платье без каких-либо украшений, быстрым шагом идет в нашу сторону, то понял, что разговор обойдется без лишних церемоний. И не ошибся — церемоний не было вообще: супруга главы рода Маггор мне просто кивнула, с интересом оглядела всех трех «инеевых кобылиц» с ног до головы, затем увидела входящую в помещение внучку, впилась взглядом в ее лицо и… нацепила уже знакомый образ премиленькой бабульки:
— Ну, беги уже ко мне, непоседа! Дай-ка я на тебя посмотрю!
Алька сорвалась с места, как болт, выпущенный из арбалета, и влипла в объятия бабушки. Слава Пресветлой, не так резко, как во время тренировочных поединков. И сразу же превратилась во что-то, вроде куклы в руках ребенка — ее, крутили, разглядывали со всех сторон и непрерывно причитали. А потом остановили лицом ко мне и отработанным движением выхватили из набедренных ножен один из трех ее клинков. Между прочим, достав его через потайной разрез на платье:
— Множим странности, молодой Эвис?
— Традиции рода, аресса! — поклонился я. — Без них как-то уж очень скучно!
— Ну да, о чем это я⁈ — весело ухмыльнулась она. — Ваш дед, помнится, тоже был затейником хоть куда! Хм, а что вы сделали с моей дочкой? Тиночка, милая, подойди-ка к мамочке — дай я рассмотрю и тебя!
«Тиночка», посмеиваясь, танцующим шагом подошла к хозяйке рода ар Маггор и повторила судьбу Альки. Только «потеряла» нож, закрепленный между лопатками. Впрочем, тут же получила его обратно. Равно как и Алька. А аресса Доргетта, успевшая оценить вес, баланс и качество клинков, снова уставилась на меня. На этот раз — с куда большим интересом, чем за сотню ударов сердца до этого: