— Майра, любимая! — мягко потряс я задремавшую супругу. — Ты бы не могла перебраться к девочкам кольца на два-три? Кажется, мне с Найтой очень надо поговорить.
— Давно пора! — ворчливо отозвалась Майра, выскользнула из-под одеяла, стремительно пересекла комнату и исчезла за дверью второй спальни. А я отодвинулся от Дарующей на локоть с лишним и повернулся к ней лицом:
— То, что тебя пугает, давно в прошлом. И это прошлое надо отпустить. Ведь в настоящем, в котором ты живешь, бояться просто нечего!
— Нечего… — мертвым голосом отозвалась женщина. — Только прошлого во мне столько, что оно лезет наружу при любой возможности!
Ее рассказы об отце я помнил более чем хорошо, поэтому скрипнул зубами и попробовал ее успокоить почти так же, как когда-то успокаивал мелкую:
— У каждого из нас в душах живут какие-то страхи. Большие они или маленькие — не важно. Важно другое — то, что с ними и можно, и нужно бороться. Да, не всегда это получается быстро, но если стараться изо всех сил, то они пропадают навсегда. Помнишь, какой была Алька всего полтора месяца назад?
— Помню…
— А что в ней изменилось, понимаешь?
Найта чуть-чуть ожила:
— Она перестала бояться вообще?
— Нет, она научилась справляться с тем, что ее пугает. И добилась его, сначала задавшись целью, а затем делая к ней хотя бы крошечный шаг каждый день.
Дарующая спрятала взгляд под густыми ресницами:
— Но ведь она шла по этому пути не одна, верно?
— Найта, рядом с тобой пять человек, которым ты по-настоящему дорога, и которые с удовольствием тебе помогут! — возмутился я. — Главное — чтобы захотела ты сама, а затем попросила помощи. Или, хотя бы, намекнула, что она тебе нужна.
По губам Дарующей скользнула грустная улыбка:
— Девочки мне не помогут, потому что их я не боюсь. А ты взвалил на себя столько проблем, что страшно даже представить.
— А разве так поступаю я один? С того дня, как я озвучил Тине принцип «каждый делает все, что может», мы вкладываем в семью и души, и сердца. И поэтому с каждым прожитым днем все сильнее врастаем друг в друга.
— Врастаете. Вы… — с болью в голосе поправила меня Дарующая. — А я держусь на расстоянии, потому что боюсь!
— Тебе нравится держаться на расстоянии⁈ — добавив в голос толику разочарования, спросил я.
— Нет!
— Тогда, может, пора попросить помощи?
— Я боюсь тебя выжечь… — еле слышно призналась она. — Или…
— Глупости! — перебил ее я. — Вэйлька слушает нас всегда. Так что бояться нечего: тебя она остановит, а меня вылечит. В общем, тебе нужно просто решиться и начать двигаться навстречу.
Дарующая закрыла глаза, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, а затем осторожно пододвинулась на половину ладони:
— Каждый раз, когда в Улеми приезжал отец, у меня обрывалось сердце: я заранее знала, чем начнется его визит, чем продолжится и чем закончится. Поэтому в постель к нему я ложилась с тем же чувством, с которым приговоренный к четвертованию всходит на эшафот, ведь, ощутив холод вместо жара, он выходил из себя и начинал меня ломать. И морально, и физически. И оставлял в покое только тогда, когда начинал чувствовать себя плохо, что при моем слабеньком даре случалось ой как не быстро. В результате его стараний постель и мужчина в ней очень быстро начали вызывать во мне безотчетный страх. А потом этот страх превратился в ужас и въелся в душу…
«Тварь!!!» — мысленно зарычал я, а Дарующая, бледная, как полотно, заставила себя придвинуться еще немного. Потом кое-как вернула в обычное состояние «колыхнувшийся» в сторону холода Дар, и, нервно сглотнув, продолжила говорить:
— В тот вечер, когда Вэйль утащила тебя из бани, меня трясло от страха за нее так сильно, что будь рядом любая из девочек, я бы ее выжгла за десятую долю кольца! А когда меня накрыло ее Даром, и я ощутила, насколько она счастлива, поверить в это получилось далеко не сразу. Поэтому я то плакала от облегчения, то вслушивалась в тишину, пытаясь поймать хоть какие-то отголоски ее страха.
«Вот почему Вэйлька тогда просила не слушать Найту!» — сообразил я. А вслух сказал совсем другое: — Знаешь, почему род Эвис называют Странным?
Дарующая отрицательно мотнула головой.
— Мы любим, уважаем и ценим наших женщин. В смысле, не демонстрируем эти чувства окружающим, а ощущаем все это на самом деле!
— Я знаю — дочка за меня переживает, поэтому дает тебя слушать почти каждый день… — немного поколебавшись, призналась Найта. Затем набрала в грудь воздуха, зажмурилась и придвинулась ко мне вплотную: — И мне до безумия хочется в это поверить!
Добрые половину кольца поверить как-то не получалось, так как меня бросало то в тепло, то в холод. Но потом Найту постепенно начало отпускать, и периоды, когда меня вымораживало изнутри, стали реже и короче, а вспышки жара — чаще и длиннее. Еще через кольцо, когда я уже почти совсем расслабился, меня выстудило снова. Но буквально на миг. А Дарующая, слегка отодвинувшись, несмело попросила:
— Я сейчас повернусь спиной и закрою глаза, а ты подтяни меня к себе и обними. Да, я испугаюсь, и, наверное, очень сильно! Но ты не давай мне вырваться, пока не успокоюсь, ладно?
Я кивнул, выждал десяток ударов сердца, а затем обхватил ее за талию и замер, чтобы дать «взволновавшемуся» Дару успокоиться. Когда Дарующую отпустило, рывком прижал ее к груди. И очень обрадовался, почувствовав, что холод, которым меня обожгла женщина, не такой уж и сильный, а удерживать ее на месте вообще не требуется!
— Ты совсем не грубый! — осторожно прикоснувшись к руке, которой я ее обнимал, удивленно выдохнула Найта. — И к запаху твоему я, оказывается, уже привыкла…
Словно в подтверждение этих слов ее Дар вдруг «разогрелся», став раза в два сильнее, чем раньше!
— Значит, страха стало меньше? — поинтересовался я, а когда женщина радостно кивнула, рывком перевернул ее на спину, закинул колено на ее бедро, а сам навис над грудью: — А если так?
К моему удивлению, вместо ожидаемой вспышки холода я почувствовал… самый настоящий жар! Да, в разы слабее, чем у Вэйльки, но все-таки жар! А через миг глаза Дарующей расширились, а губы пересохли:
— Нейл, я тебя слышу! Не очень четко, словно через толстое одеяло, но слышу! Сама, представляешь⁈
— Ну вот, теперь тебя из моей постели не выгонишь! — ляпнул я.
Найта ушла в себя от силы на пару ударов сердца. А когда «вернулась», тоже захотела пошутить — «совершенно случайно» зацепила пальцем кольчужное кольцо в правом ухе и игриво облизала губы:
— Ага! А для того, чтобы не сбежал и ты, схожу-ка я за Майрой…
…Арр Юрген, новый глава рода Лиин, выглядел замотанным до предела. И хотя при виде Тины с Алькой он изобразил что-то похожее на приветливую улыбку, у меня создалось ощущение, что обдумывать какую-то проблему он так и не перестал. «Полюбовавшись» на лицо землистого цвета, впавшие, дня три как небритые щеки и домашний костюм не первой свежести, я перевел взгляд на новую хозяйку манора и мысленно усмехнулся. Судя по гордо вскинутой голове, цветущему лицу и совершенно новому платью с еще не обмятыми кружевами, аресса Оланна проблемами мужа не интересовалась, ибо усиленно врастала в новый статус. И врастала довольно успешно, так как пыльные дорожные наряды своих родственниц она оценила презрительным смешком, а внешний вид повергнутой соперницы и ее дочери — после того, как они «устало» откинули вуали — торжеством во взгляде. Тем не менее, внешние приличия все-таки соблюла: высказала им соболезнования в связи с потерей мужа и отца, а затем не очень фальшиво посетовала на несправедливость Судьбы, способной в одночасье как возносить из трущоб к трону, так и ниспровергать своих недавних любимцев на грань нищеты.
Для Тины с дочкой такое «приветствие» оказалось очередным неподъемным бревном, взваленным на круп старого одра: старшая помрачнела еще сильнее, а младшая чуть-чуть сгорбила плечи и уткнула потерянный взгляд в землю.