По торренским правилам поединков никаких секундантов бойцам не полагалось, тем не менее, со стороны арра Адьера Круг Торра образовывало сразу шестеро воинов в серо-зеленом[3]. Пара громил постарше, по внешнему виду и пластике ощущавшихся кабанами, стояли с каменными лицами и «держали» меня цепкими взглядами. А вот четверка парней от восемнадцати и до двадцати двух лет от роду, только-только ставшие ослами, изо всех сил старались устрашить окружающих свирепыми выражениями лиц, касаниями рукоятей мечей и напряжением мышц. Впрочем, устрашали недолго, так как я, устав смотреть на мощные, но недостаточно легкие движения ар Зегилея, язвительно поинтересовался, всегда ли он так добросовестно разминается, или только тогда, когда опасается «мальчишек».
Воина задело за живое — он развернулся ко мне всем телом, перебросил из руки в руку очень неплохой засапожник и что-то там прорычал. Не очень громко, так как гула толпы не заглушил. В этот момент меньшица, стоящая за моим левым плечом, еле слышно произнесла:
— Слева, на крыше конюшни, скорее всего, стрелок — оттуда чувствуется уж очень неприятное внимание к Кругу. Будь осторожнее!
— Сразу после начала боя сместись за спины во-он того купца и не выходи оттуда до тех пор, пока я не подойду! — так же тихо приказал я и скользнул вперед…
…Нож в ручище арра Адьера выглядел сапожным шилом. Только вот рванулся к запястью моей выставленной вперед правой руки недостаточно быстро. Поэтому «взмах крылом чайки», прижавший предплечье ар Зегилея к моему клинку, получился сам собой. И следующее движение, срезавшее с внутренней поверхности руки противника все мясо до сгиба локтя, тоже. Такого молниеносного, а главное, жесткого ответа на первую же атаку противник не ожидал, поэтому на миг растерялся. А я, влипая в душу, по сути, уже к мертвому телу, нанес короткий укол в горло. Затем, не останавливаясь ни на мгновение, перетек к остальным серо-зеленым и замер перед одним из двух кабанов:
— Торр изъявил свою волю. Есть желающие ее оспорить?
Если бы не своевременное предупреждение Вэйльки, щелчка тетивы арбалета я бы, скорее всего, не услышал. А тут сместился в сторону с хорошим запасом по времени, краешком сознания отметил, что мой собеседник поймал болт в правую часть груди, походя оглушил рукоятью ножа второго, единственного из оставшихся на ногах соратников арра Адьера, способного наворотить дел, и ввинтился в толпу. Чтобы уже через пару ударов сердца, выхватив в вечернем полумраке силуэт стрелка, так и стоящего на краю крыши, взлететь по стене. И сбить ублюдка с ног.
— А что, в роду Зегилей уже перевелись настоящие мужчины? — презрительно рявкнул я на весь постоялый двор, когда убедился в том, что арбалетчик был из той же компании, что и кабаны с ослами. — Если на поединок с «мальчишкой» они выходят со стрелком на крыше, то как эти трусы дерутся с равными по силе?
Толпа ответила возмущенным гулом и отдельными выкриками, которые вряд ли понравились четверке ослов.
— Тварь, способная выстрелить в спину тому, кто вышел в Круг Торра, недостойна называться воином! — продолжил я, когда накал страстей поутих, рванул на себя руку, которую держал в захвате, отсек большой палец, а затем повторил действие и со второй кистью. — И я, Лейн Быстрая Рука, лишаю ее такой возможности…
[1] Медные щиты — аналог нашего «копейки»,
[2] Удар кулаком по столу — в простонародье считается выражением восхищения.
[3] Серо-зеленый цвет — родовой цвет ар Зегилеев.
Глава 29
Глава 29.
Четвертый день второй десятины первого месяца осени.
За одиннадцать дней пути образ наемника надоел мне до зубовного скрежета: чуть ли не каждый встречный мужчина от двадцати пяти и старше считал своим долгом поставить «молодого, а поэтому неопытного парнишку с мечом» на место. Первые четыре дня пытались унизить, проявляя желание объездить мою инеевую кобылицу. А когда она, устав от ежевечерних поединков, «украсила» кошмарнейшим шрамом и свое лицо, начали разнообразить подходы. Одни искренне считали, что для пары «подростков» наши лошади слишком хороши. Вторые утверждали, что прежде, чем вешать на пояс меч, мне стоило бы набраться опыта с чем-нибудь вроде клевца или чекана, поэтому клинок желательно отдать более взрослым и умелым. Третьим не нравилось выражение моего лица, уверенность, с которой я входил на постоялые дворы, стук ложки о дно тарелки или что-нибудь настолько же «важное». Обойтись парой-тройкой зуботычин удавалось крайне редко — куда чаще приходилось драться до первой крови или насмерть. Впрочем, даже у такого, на первый взгляд, бестолкового времяпрепровождения были и нужные последствия: во-первых, у образа Лейна Быстрого Кулака появилась история, которую, при большом желании, можно было проследить. А во-вторых, одна из потасовок, в которой волей-неволей пришлось принять участие и моей меньшице, натолкнула нас с ней на очень интересную мысль — объединить способности Дарующей с теми навыками, которые я вбивал ей в ноги.
Первый раз такое объединение получилось само собой, когда охранник какого-то обоза, возмущенный гибелью друга в только-только закончившемся поединке, решил отплатить мне смертью за смерть и попытался схватить Вэйльку за горло. А она, не задумываясь, в него влипла. Но обнаружив, что ножа в руке нет, придержала мужчину «стужей» — холодом, вымораживающим и тело, и душу — затем выдернула клинок из ножен на бедре и закончила привычную связку двумя добивающими ударами. После чего крайне расчетливо использовала его тело в качестве била и, тем самым, создала проход, по которому смогла прорваться в Круг Торра и уйти мне за спину.
Конечно же, одним разбором ее действий я не ограничился: той же ночью, заставив супругу повторить всю последовательность действий, обеспечивших ей победу в схватке с заведомо более сильным противником, решил, что отказываться от таких возможностей глупо. А на следующий день, заставив ее отработать новую «связку» на себе, убедился, что даже я, чувствующий пробуждение чужого Дара и неплохо владеющий клинками, не могу противопоставить Вэйльке ровным счетом ничего. Ибо удар «стужей» не требовал никакой подготовки и мог наноситься шагов с семи-восьми, а чудовищная вспышка холода не позволяла ни шевелиться, ни звать на помощь. Ну, и страшно обрадовался тому, что взял с собой Вэйльку, а не Найту.
С этого дня наши тренировки превратились во что-то невообразимое. Первую треть мы продолжали изучать технику работы клинковым оружием, отрабатывая новые движения в пределах Дара и с его же помощью. Вторую треть добивались предельно быстрого и абсолютно бездумного выполнения Вэйлькой связок с использованием «стужи». А во время третьей учились работать в связке мечник — Дарующая. То есть, объединять не только сильнейшие стороны каждого в одно общее целое, но и двигаться, чувствуя эмоции друг друга. И эта, последняя, часть тренировки настолько захватывала воображение, что прерываться для того, чтобы продолжить путь, получалось все с большим и большим трудом. Хотя полностью прерываться и не получалось: поняв, что мне сложно ориентироваться в наслоениях чужих эмоций одновременно с выполнением каких-либо действий, девушка заставляла меня вслушиваться в окружающий мир с утра и до позднего веера. А я описывал супруге ситуацию за ситуацией и требовал пошагового разбора возможных действий противников и каждого из нас.
Естественно, такая увлеченность освоением новых возможностей не могла не сказаться на настроении: необходимость тратить время на что-либо, кроме тренировок, бесила и ее, и меня. Поэтому, подъехав к воротам Глевина и увидев перед собой не только высоченные стены, но и очередь из доброй сотни желающих въехать в столицу Хейзерра, мы основательно расстроились.
Увы, мрачные взгляды, которые мы бросали на окружающих, одуревшую от жары и безделья городскую стражу и слишком въедливых мытарей, а также не самые милые лица привлекли внимание десятника. Поэтому, когда мы, наконец, дождались своей очереди и оказались перед воротами, он отвел нас в сторону и почти целую стражу сличал наши приметы с приметами, перечисленными в о-о-очень толстой пачке розыскных листков. В итоге, в город въехали поздно вечером, злыми до безобразия и настолько же голодными, но, собравшись с силами, решили устроиться на ночлег не в Нижнем, а в Верхнем городе.