Как ни странно, Доргетта не обиделась. Наоборот — закончив рассказ о причинах, которые вознесли Чумную Крысу в кресло главы Разбойного приказа, она вдруг повернулась к заскучавшей Альке и постучала себя пальцем по лбу:
— Учись у мужа задавать правильные вопросы. И не только слушать, но и слышать ответы! А то так и будешь ярким, красивым, но совершенно бесполезным цветком…
— Ваша внучка — умница, каких поискать! — вступился я за мелкую. — Она видит мир настолько своеобразно, что почти каждая беседа с ней доставляет мне нешуточное удовольствие и заставляет пересматривать взгляды на очевидное. Что касается необходимости разбираться в хитросплетениях дворцовых интриг, то могу сказать следующее: она разберется в них тогда, когда почувствует потребность именно в таком времяпрепровождении. А пока копаться в этой грязи буду я, вы и ваша дочь.
— Эвис, ты меня расстраиваешь! — гневно сверкнув глазами, воскликнула старуха, но, не увидев в моих глазах ни страха, ни раскаяния, довольно заулыбалась: — Да-да, именно расстраиваешь: чем лучше я разбираюсь в твоем отношении к этим счастливицам, тем с меньшим удовольствием вспоминаю свою юность!
С последним утверждением я бы, пожалуй, поспорил — после четвертого кубка вина из бутылки, заложенной в винный погреб еще при деде, аресса Доргетта раскраснелась и принялась рассказывать историю за историей из своей молодости. Рассказывать женщина умела, а еще умудрялась мгновенно менять образы большинства участвующих лиц, поэтому эти истории мы не столько слышали, сколько видели. И иногда хохотали так, что сползали с кресел. К сожалению, возраст все-таки постепенно брал свое, поэтому ближе к полуночи аресса Доргетта начала уставать, и Найта, весь вечер ухаживавшая за ней, вопросительно посмотрела на меня. Я кивнул, и вскоре в кубок гостьи попало уже не вино, а его смесь с сонным отваром.
Тина нашего переглядывания не заметила, соответственно, страшно перепугалась, когда ее мать вдруг закрыла глаза и начала медленно клониться вправо. Поэтому, метнувшись к ней, вцепилась пальцами в запястье.
— Спит! — отодвигая ее в сторону и примериваясь, как бы половчее поднять обмякшее тело на руки, объяснил я. — И будет спокойно спать… до утра!
Кем-кем, а дурой моя советница не была, поэтому мгновенно сообразила, для чего мы могли усыпить ее мать. И, коснувшись моего уха губами, еле слышно спросила:
— Чья идея?
Я мотнул головой в сторону Найты. И не удержался от улыбки, увидев, с какой скоростью счастливая женщина влипает в неуверенно улыбающуюся подругу…
[1] Авада — торренский стилет в виде ажурной женской заколки.
Глава 32
Глава 32.
Девятый день третьей десятины первого месяца осени.
По своему обыкновению, Алька принеслась ко мне в спальню за половину стражи до рассвета. Бесшумно пробежала по ковру, забралась на кровать и, мазнув взглядом по изголовью, где, как обычно, лежало оружие, довольно заулыбалась:
— И ключ, и кинжал выглядят восхитительно! А уж на поясе у Майры — так вообще…
— О, Бездна, совсем забыл! — шепотом, чтобы не разбудить сладко спящую старшую жену, взвыл я, выметнулся из постели и рванул в гостиную.
— Держи, это тебе! — вернувшись обратно, я аккуратно положил на простыню один из трех прихваченных с собой ларцов.
Мелкая мгновенно сунула любопытный носик под крышку и торопливо отодвинула подарок от себя:
— Ножны кинжала, предназначенного мне, должны быть деревянными и оправленными в золото…
— Да, глава рода Эвис забрал тебя отдарком… — подала голос Майра, вероятнее всего, проснувшаяся во время моего побега из постели, перекатилась поближе и игриво царапнула ноготками бедро подруги: — Но ты ему настолько понравилась, что он сделал тебя меньшицей!
— Но ведь так нельзя! — возмущенно воскликнула Алька и на всякий случай отодвинулась от ларца подальше.
— Кому нельзя, Нейлу⁈ — «не на шутку обиделась» старшая жена и, рванув девушку на себя, принялась ее щекотать: — Запомни, дуреха, главе Странного рода можно все!
— Но… ведь… дядя Юрген… может… выказать… свое… недовольство! — одновременно отбиваясь и смеясь, предупредила новоявленная меньшица.
— Меч… на поясе мужа… видела? — спросила хозяйка рода Эвис, пытаясь оседлать мелкую.
— Ага!
— Так вот, эта железяка… в его руках… может убедить… кого угодно… в чем угодно! — добившись своей цели, заявила Майра и попыталась прижать руки Альки к простыне. Та поддала тазом, но скинуть с себя старшую жену не смогла. Зато высвободила правую руку. В этот момент дверь в спальню очередной раз распахнулась, и на пороге возникла заспанная, но «страшно возмущенная» Вэйлька:
— А чего это вы развлекаетесь без меня⁈
— Мы… не развлекаемся… а воспитываем… одну мелкую… упрямицу! — сообщила ей Майра, продолжая сражение. — Алька… утверждает… что Нейлу… видите ли… нельзя… назначить… любимого отдарка… меньшицей!
— Главе Странного рода можно все!!! — уверенно заявила Дарующая, и непонимающе посмотрела на меня, когда обе воительницы одновременно расхохотались.
— С утра смешинки проглотили! — «объяснил» я и тут же вложил ей в руки очередной ларец. — Поэтому, пока они хихикают, открой-ка вот это!
— Ах, вот что ты покупал в Мелеке! — воскликнула первая меньшица, вытащив на свет мерной свечи кинжал в серебряных ножнах. А через мгновение метнулась к зеркалу и приложила символ своего статуса к правому бедру: — Ого, какой красивый и хищный! Правда, для того чтобы его носить, придется заказать серебряную серьгу, а то серебро и золото друг к другу не подойдут…
— Надо — закажем! — пообещал я, а через миг был отодвинут в сторону старшей женой, которая потащила мелкую любоваться отражением.
— Кстати, а Найта уже проснулась? — спросил я у Дарующей и, увидев утвердительный кивок, ухмыльнулся: — Зови: посмотрим, как кинжал меньшицы смотрится на ее бедре…
Последнюю «примерку» проводили всей семьей, так как Вэйлька «позвала» не только свою мать, но и Тину. А когда пришли к выводу, что и кинжалы, и ключ, и книжка настолько красивы, что подходят даже к нижним рубашкам и панталончикам, завалились на кровать и поинтересовались состоянием здоровья арессы Доргетты.
Вэйлька помрачнела:
— После того, как я ее подлечила — неплохо. А хорошо будет только после того, как она проведету нас еще ночи две или три.
На то, что слово «проведет» произнесено с нажимом, обратили внимание все. Найта согласно кивнула головой, Тина занервничала, а я пожал плечами:
— Раз обе Дарующие считают, что есть такая необходимость, значит, так и будет.
— Спасибо и за лечение, и за желание помочь! — угрюмо поблагодарила советница Вэйльку и Найту. — Только если мама внезапно заснет еще хотя бы один раз, то обязательно догадается, что ее намеренно усыпляют. А если не получит вразумительного ответа на вопрос, зачем мы это делаем, то из друга превратится во врага!
— Сонного отвара уже не потребуется! — уверенно сказала Вэйль. — Я половину ночи училась влиять на ее сон, и теперь уверена, что смогу сделать его намного глубже, даже не заходя в спальню. Поэтому можно просто выделить ей покои и почаще приглашать…
На глаза Тины навернулись слезы. А ее дочка высказала вслух то, что читалось во взгляде матери:
— Что бы мы без всех вас делали⁈
…Аресса Доргетта проснулась перед самым обедом в прекраснейшем настроении, что, в общем-то, было неудивительно, учитывая ночь, проведенную с двумя Дарующими сразу. Когда к ней «совершенно случайно» заглянула Алька и предложила помочь с утренним туалетом, обрадовалась еще больше. И пропала из нашей жизни почти на целую стражу. Что было очень кстати, ибо мы с Майрой и Тиной незадолго до этого вернулись из Ремесленной слободы, где наняли четырех человек на пробную десятину и только-только начали объяснять каждому из них, что от них потребуется.
А времени на это потребовалось прилично. Скажем, для того чтобы озадачить конюха, невысокого, но очень шустрого тридцатидвухлетнего маллорца с примесью шартской крови по имени Рогер, ушло больше половины стражи: ему пришлось показывать не только конюшню, каретный сарай и амбар, но и каждую лошадь. А потом объяснять, где закупать зерно и сено, где, при необходимости, искать кузнеца и много чего еще. Впрочем, ощущения тугодума он не оставлял, поэтому к концу общения с ним я почти уверился, что эта часть хозяйства в надежных руках.