Перон решил ответить на эту дерзость, граничащую с покушением на его величие. Декретом он упразднил обязательное религиозное образование в школах, другим декретом узаконил разводы, а еще одним, под предлогом заботы о здоровье граждан, узаконил проституцию, запрещенную еще восемнадцать лет назад.
Перед лицом этих жестких мер церковь выбрала Кордову в качестве цитадели сопротивления. Стремясь нанести еще больший удар своим врагам в сутанах, Перон решил отменить религиозные праздники. Он вырвал из календаря все католические праздники, и не только Страстную Пятницу, но и Рождество. Покончено было также с Богоявлением, Вознесением, Праздником Всех Святых и Непорочным Зачатием. Единственными национальными праздниками остались праздник Труда, день Революции 1810 года, день независимости Аргентины, и главное, две самые важные даты: день освобождения Хуана Перона в 1945 году и день смерти Эвиты.
Недели, последовавшие за первомайскими праздниками 1955 года, стали решающими. Перон запретил уличные процессии. И все-таки сто тысяч человек шли под июньским дождем. Это были не дескамисадос и не армейские части подавления беспорядков. Процессия состояла из армии католиков, вооруженных лишь хоругвями да псалмами. Они отмечали церковный праздник, демонстрируя явное пренебрежение декретами Перона. Два дня спустя Перон заявил, что церковь в стране ведет себя как волк в овчарне, а священников Мануэля Тато и Пабло Новоа обвинил в организации беспорядков, каковыми объявили религиозную процессию.
Священников посадили в самолет, отправлявшийся в Рим, не разрешив взять даже смену белья. По прибытии в Рим они заявили, что сеньора Эвита давно уже заняла место Божьей Матери в Аргентине, а Перон, в свою очередь, только и думает, как бы развенчать Христа. Вскоре после их появления в Ватикане Перон был отлучен от церкви.
Офицеры военно-морского флота давно уже отказались считать речи Перона обязательными для изучения в высшей школе. Они представляли католическое крыло буржуазии в армии и, воодушевившись отлучением Перона, решили перейти в атаку.
16 июня самолеты сбросили двенадцать бомб на Каса Росада. На близлежащих улицах погибли сотни людей, хотя единственной целью был Перон. За несколько минут до того, как бомбы упали на квартал, Перон покинул президентский дворец, направляясь в министерство обороны. За бомбардировкой должна была последовать наземная атака, но армия в Буэнос-Айресе хранила верность Перону.
Несомненно, инициатива нападения исходила от министерства военно-морского флота. Правительственные войска поспешили в министерство, чтобы захватить здание. Аэродромы, куда планировали приземлиться мятежники, уже были заняты. Некоторые армейские части, которым полагалось выйти на сцену после бомбардировки Каса Росада, не решились вступить в борьбу, испугавшись, что будут раздавлены натиском перонистов. Этим объяснялось поражение восстания моряков-католиков.
В полночь 16 июня Перон торжествовал победу на радио, а толпы перонистов бросились громить церкви и дома Священников.
14
При малейшем колебании национального барометра «парни-перонисты» выбираются из трущоб, расправляя плечи конкистадоров. Они потрясают дубинками, флагами, железными палками, выворачивают камни из мостовой в центре города и с удовольствием бросают их в самые роскошные из проезжающих машин. В свои лачуги они возвращаются, сохраняя воодушевление до следующего призыва генерала. Так поддерживается в неприкосновенности фасад обязательного идолопоклонства.
— Громите! — говорит Перон.
— Громите! — скандирует толпа.
Мечутся флаги, дубинки и палки, потом толпа рассеивается, исчезает…
И вдруг появляется запрет собираться на улицах группами больше двух человек. На тех же самых улицах, которые только что были черным-черны от народа, дышали сотнями тысяч ртов…
Перед церквями выстраиваются полицейские. Священников, находившихся в тюрьме с 1953 года, выпускают на свободу.
Нелли прячется в Каса Росада, она сидит, забившись в кресло, с собачками Эвиты на коленях. Она испугана, но те, кто наживается на режиме, считают ее слишком незначительной персоной, чтобы претендовать на их львиную долю. Перон не дает о себе знать в течение трех недель. Никогда с ним такого не случалось, пока он находился у власти.