Им было хорошо вместе. Их дружескую непринужденность окрашивало предвкушение. То была близость на куда более глубоком уровне, нежели принято у парикмахеров, — Морис это видел. И тем не менее он вернулся в свой крохотный кабинетик и, скользнув взглядом по рукам, набрал номер матери Кэтрин, упрочивая тем самым и без того полезную связь между ними.
25
FORRESTIANA[51]
Деревце низкорослое, чисто декоративное.
В Западной Австралии выращивают Forrestiana в садах ради эффектных красных цветов.
Такое приземистое, что в определенных кругах заклеймлено позорным словом «куст».
Несколько лет назад… в городишке неподалеку от Мельбурна, соименнике погубителя Шерлока Холмса, жила одна худощавая, остроносая женщина — жила со своим отцом, городским поверенным.
Звали ее Джорджина Белл.
Когда ей перевалило за тридцать, Джорджина побывала в Европе — в первый и в единственный раз. То были времена, когда австралийцы бежали из своей негостеприимной страны на пузатых лайнерах «Пи-энд-Оу»[52], — ощущение от них такое же, как от скользящей горизонтальности поездов, вот только на мокрой и глубокой жидкости.
На корабле произошел странный казус.
В Порт-Саиде, где установилась невыносимая жара, Джорджина сошла на землю. С обеих сторон ее обтекали, теснили, тянули за рукав и настойчиво окликали сотни нищих, торговцев, зевак и детей в изодранных рубашках: сущий бедлам, одно слово. И среди всей толпы выделялось одно-единственное загорелое лицо: этот человек неотрывно глядел на Д жор джину.
Незнакомец последовал за нею на базар. Однако Джорджина не вынесла тамошний шум, запахи, водоворот людей, что никак не желали оставить ее в покое… Она вернулась на корабль, укрылась у себя в каюте и прилегла отдохнуть. И сей же миг резко села: тот самый человек сидел у ее койки. И не сводил с нее глаз. Губы у него были мясистые, чуть влажные; слабо пахло гвоздикой.
Снаружи доносился приглушенный гул чужого города. Незнакомец, верно, ни слова по-английски не знал, думала она впоследствии. Из-под своей блузы он, словно фокусник, вытащил живого цыпленка. Не улыбнувшись, погладил птицу. Медленно протянул руку — и положил цыпленка ей на бедро, где тот и остался лежать, точно загипнотизированный.
Незнакомец мог сделать с ней все, что угодно: Джорджина была в его власти. Но тут ворвались матросы; Джорджина так и не поняла, как и почему.
Проведя в Англии месяц, Джорджина Белл вернулась домой. На все вопросы она отвечала: «Лондон — просто чудо что такое, но я ужасно соскучилась по папе и по моему садику».
Жили они в старом фамильном особняке, сложенном из голубоватого песчаника, в окружении розанов, урн и беседок.
До своего отъезда со старшим партнером отца, женатым мужчиной с аккуратными усиками и четырьмя детьми, Джорджина держалась разве что предупредительно-вежливо. А теперь вдруг заметила, что говорит он интересные вещи, а порою даже весьма забавные. Несколько раз Джорджина сопровождала его в поездке в другие города, по делам о передаче прав и имущества, и они вместе ужинали. К вящему изумлению Джорджины, почти не сопротивляясь, она стала его любовницей.
Джорджине самой не верилось, что такое возможно. Она внезапно ощутила перехлестывающую через край полноту, стремительно погрузилась в глубины нежности и озабоченности всем, что его касалось. С ним она могла спросить о чем угодно, сказать что угодно; никогда не была она ни к кому так близка. Она очень четко представляла себе его внешность, и в то же время образ этот был неясным и смутным! Ей хотелось постоянно его видеть, но — нельзя было. Они могли встречаться только урывками. Ей хотелось вязать ему вещи, покупать галстуки и нижнее белье; хотелось приглядывать за тем, чтобы ботинки всегда блестели. Молодая женщина гадала про себя: а что, жена, прожившая с ним двадцать лет, — понимает ли та его так же хорошо, как она, Джорджина? Ей было больно видеть его в церкви вдвоем с женою — напротив, по другую сторону от прохода, с детьми. Там, равно как и в отцовском офисе, они держались друг с другом подчеркнуто вежливо, не более того.
Они оставались любовниками на протяжении почти двух лет. Нежданно-негаданно, в самый что ни на есть обычный субботний день он упал и умер — прямо на улице. А ведь даже избыточным весом не страдал!.. Джорджина ни единой живой душе не могла признаться в том, что они были любовниками, — ни отцу, ни кому-либо в городе. На людях она даже горя выказать не имела права. «И землю разровняли над ним…» Его похоронили в саду, под сенью боярышника.
День за днем Джорджина боролась с желанием пронзительно завыть.
Над его могилой она посадила цветы: их пышные корни уходили вниз, в его тело. Каждый день Джорджина носила красные фуксии на груди и ставила букет в вазу у постели.
Этими яркими красками она гордо щеголяла на публике; со временем ей полегчало.
26
PLATYPHYLLA[53]
Они неспешно зашагали прочь от эвкалипта-фуксии.
То, с какой осторожностью незнакомец подбирал слова, пересказывая историю о поверенном, наводило на любопытную мысль: все это произошло на самом деле. Эллен живо представляла себе Джорджину Белл: бледную, в коричнево-бурых, обезличивающих тонах, ее длинный нос — мел, обмакнутый в красные чернила, — и гадала, как после такого женщина может взять себя в руки. Кроме того, ведь есть еще и отец, исполненный вертикального достоинства. Вопросы так и рвались с языка.
Теперь незнакомец то и дело задевал ее бедро или плечо — возможно, сам того не замечая.
В ретроспекции Эллен видела: он может быть и мягким, и нежным; хотя ничего ровным счетом мягкого не ощущалось в том, как резко он обрывал свои истории — в тот самый момент, когда ей хотелось знать больше. Полное соответствие ее нынешнему положению: подвешенность в воздухе, неудовлетворенность, иначе и не скажешь! Кажущаяся мягкость незнакомца, возможно, являлась не чем иным, как данью вежливости, отступлением на шаг-другой. В конце концов, он целые дни напролет проводит среди деревьев вместе с ней, с женщиной; только они вдвоем — и никого более.
Ей захотелось поговорить с ним.
— Ага, мы сегодня поулыбчивее обычного. Это что такое?
Продолжая улыбаться — хотя улыбка походила скорее на хмурый прищур, — девушка встретила его взгляд.
Эвкалипт-фуксия был посажен под окном у Эллен «в декоративных целях». Впервые молодой человек шел с ней по гравиевой дорожке мимо парадного входа. В любой момент из-за угла мог появиться отец — вместе с мистером Гротом. Этого было довольно, чтобы Эллен овладела бесшабашная веселость.
— Это моя спальня, — обронила она.
Девушка не была уверена, расслышал ли собеседник. Внимание его внезапно отвлеклось на довольно-таки простенький красный малли (он же — эвкалипт общественный, Е.socialis).
Вот ведь досада — незнакомец проводит с ней столько времени, то под деревьями, то выходя на свет, а она понятия не имеет почему. Он — все равно что теплый ветерок, ровно и приятно овевающий различные части ее тела, вжимая платье в углубления и впадинки; а то, с какой легкостью молодой человек переходил с одной темы на другую, тоже наводило на мысль о ветре, что то и дело меняет направление и в то же время окружает со всех сторон.
Там же, неподалеку от низкорослых эвкалиптов, незнакомец задумчиво упомянул о том, как в дальнем предместье под названием Хобарта некий актуарий известной страховой компании искал подходы к вдовушке, проходящей мимо его дома всякий день, то на работу, то с работы. Пытаясь привлечь ее внимание (как гласит рассказ), ухажер подстриг гигантскую изгородь перед домом, а заодно и зонтичную сосну, придав им невиданные звериные формы, — так некоторые тропические птицы из кожи вон лезут, выстраивая и украшая затейливые гнездышки или выделывая сложные акробатические трюки на фоне неба. Просто диву даешься, чего только не вытворяет самец, лишь бы привлечь внимание разборчивой самки.
52
Сокр. от «Пенинсьюлар-энд-ориэнтал» (Peninsular and Oriental), название крупной судоходной компании.