Выбрать главу

Саргон расширяет территорию

Примерно в 2350 году до н. э. царь Аккада Саргон стал первым великим завоевателем Месопотамии. В попытке покорить юг Месопотамии и, располагая плацдармом на севере, он решился на серьезное испытание в сфере мультикультурализма. Южная Месопотамия в этническом и лингвистическом отношениях была шумерской, в то время как Саргон говорил на иностранном, аккадском, языке из группы семитских. (Здесь «семитский» означает не «иудейский», а скорее, принадлежащий к семье языков, из которых развились древнееврейский и арабский.)

К счастью, Саргон обладал теологической маневренностью. Хотя аккадские боги помогли ему покорить шумеров, это еще не значило, что шумерских богов он считал врагами. В городе Ниппуре он убедил местных жрецов согласиться с ним в том, что победу он одержал по воле высшего шумерского бога Энлиля (суждение, которому наверняка способствовала казнь плененного правителя Ниппура)[242]. Почитателей шумерского бога неба Ана ждала и еще одна утешительная новость: оказывается, Саргон приходился Ану шурином![243]

Продолжением стали запутанные отношения Саргона с шумерской богиней Инанной. Хотя она и не страдала глухотой к мольбам мужчин, Саргон решил не рисковать. Его красноречивая дочь Энхедуанна, которую он сделал верховной жрицей в Уре, религиозном центре Шумера, приступила к сочинению гимнов во славу Инанны. Энхедуанна расстаралась: «Великая царица цариц, вышедшая из священного лона… мудрая и всеведущая… надежда и опора множества… верховная повелительница небесных основ и зенита… Как возвеличена ты над великими богами»[244].

Но не настолько велика, чтобы сохранить прежнее имя. Древнюю аккадскую богиню звали Иштар, и Саргон, в подкрепление санкционированного свыше единства шумеро-аккадской империи, объявил, что Иштар и Инанна на самом деле одно и то же божество[245]. Зачем нужно использовать два имени? Инанна, сохранив свои основные качества, с той поры была известна как Иштар[246].

Слияние религиозных убеждений или концепций — «синкретизм» — распространенный способ создания культурного единства после завоеваний, и зачастую, как в нашем примере, слиянию подвергались сами боги. Разумеется, при срастании двух культур некоторым богам не находилось соответствий. Шумерские боги, у которых не было приблизительных аккадских аналогов, вошли в аккадскую культуру либо под своими, шумерскими, именами (как Энлиль), либо под их аккадскими вариантами (Ан стал Ану)[247]. Но так или иначе, большинство богов покоренных шумеров выжило, или оставшись целыми и невредимыми, или слившись с каким-нибудь аккадским богом. Живучесть богов была распространена во времена древних войн. (Ацтеки, поставившие завоевания на рациональную основу, возводили для привозных богов специальный храм.[248]) Один исследователь сказал о вторжениях, волнами прокатившихся по Ближнему Востоку во II тысячелетии до н. э.: «Побежденных богов редко изгоняли, если изгоняли вообще»[249].

То же самое наблюдалось и в I тысячелетии. Александр Македонский, благодаря которому во власти греков оказалась немалая часть известного в то время мира, восхвалял богов, земли которых захватывал. Боги родины Александра удостоились той же практичной любезности, когда завоеванной оказалась сама Греция. Вот почему греческий пантеон можно сопоставить с римским, изменив имена: Афродита станет Венерой, Зевс — Юпитером, и т. д. В политеистическом Древнем мире сообразительный завоеватель был теологически маневренным завоевателем. Война заканчивалась, появлялась империя, которой требовалось управлять, и не было никакого смысла заводить бессмысленные дрязги.

Удобную приспособляемость политеизма можно рассматривать двояко. С одной стороны, он служил полезным инструментом для безжалостных империалистов — опиумом, как сказал бы Маркс, для свежепокоренных народов. С другой стороны, он был эликсиром мирных межкультурных отношений. Но безжалостные завоеватели, какими бы корыстными ни были их цели, в итоге вовлекали все больше людей на все более значительных территориях в экономический и культурный обмен.

вернуться

242

Ibid., p. 41.

вернуться

243

Hallo and van Dijk (1968), p. 7–8.

вернуться

244

Ibid., pp. 1–9, 23, 29.

вернуться

245

Ibid., pp. 9-10.

вернуться

246

Saggs (1978), pp. 184–185.

вернуться

247

Bottero (2001), p. 46.

вернуться

248

Bray (1991), p. 155.

вернуться

249

Dietrich (1974), p. 27.