Но что толку, если верующий, скажем, протестант, убедится с помощью Свидетелей Иеговы, что учителя его конфессии искажают смысл Учения, а затем обнаружит сам или с помощью этих же учителей, что и Свидетели Иеговы - не лучше? Он же не вернется назад в свою конфессию. Он скорей уж станет атеистом или повесится.
Еще один способ, которым культы завоевывают себе приверженцев, это опора, якобы, некоторых из них на науку и тем самым использование ее авторитета. О том, насколь этот прием распространен, можно судить по одним лишь названиям многих из них, вроде: Христианская наука, Сциентология, Церковь Наукологии и т.д. Конечно, все эти "научные" обоснования культов - блеф. О какой серьезности научного обоснования может идти речь, скажем, в случае Рона Хаббарда, если он сочинил свою "Дианетику" ("Откровение" культа Сциентелогии) исключительно по соображениям увеличения дохода на одно писанное им слово? Но почему эти обоснования приносят культам успех?
С одной стороны, это связано с кризисом самой рациональной науки, разразившемся где-то начиная со времен Эйнштейна и продолжающемся и поныне. Желающих углубиться в суть этого кризиса, отсылаю к моей книге "Неорационализм" (Киев 1992) и циклу статей по единому методу обоснования ("Философские исследования" Љ 3, 2000; Љ 1, 2001; Љ 2, 2002 гг.). Здесь я изложу эту суть в минимальном формате.
Дело в том, что до сего времени никем не был четко сформулирован (хотя попыток и претензий было много) четкий критерий, отделяющий науку от не науки. (Я утверждаю, что я это сделал в моих работах по единому методу обоснования). Поэтому с древнейших времен, точнее со времени, когда само понятие науки возникло, к науке примазывалось много всяких якобы наук, вроде алхимии, астрологии и т.п. И в средние века эти псевдо науки буйствовали настолько, что затмевали и заслоняли еще неокрепшую настоящую науку. Но по мере того, как рациональная наука развивала свой метод, метод обоснования, который и превращает ее в науку и отделяет от не науки, научное поле постепенно, так сказать, расчищалось от шлаков. И в эпоху расцвета классического рационализма, где-то со времен Декарта и до Эйнштейна, расчистилось настолько, что представители алхимий и астрологий не отваживались уже публично претендовать на научность. Но при всем при том, как я уже сказал, единый метод обоснования в науке еще не был тогда четко сформулирован. Он был уже выработан (в основном), но существовал и действовал как грамматика в языке, на котором некоторый народ уже давно разговаривает, и правила грамматики внутри этого языка существуют и бессознательно соблюдаются говорящими, но они, тем не менее, не записаны пока. В эпоху классического рационализма этого неоформленного статуса единого метода обоснования было достаточно, чтобы отделиться от псевдо науки. Настоящие ученные отличали, так сказать, "на вкус" науку от не науки, а авторитет рациональной науки в обществе, благодаря ее успехам, был настолько высок, что достаточно было коллективного мнения настоящих ученных по поводу того, что алхимия, скажем, не наука, чтобы общество приняло это безоговорочно.
Но с появлением теории относительности Эйнштейна, а затем квантовой и квантово релятивистской теорий разразился кризис, который коснулся не столько самой науки внутри себя (ученные продолжают работать так же, как они работали до того), сколько статуса науки в обществе, ее безусловной отделенности от не науки и предпочтительности перед ней. Дело в том, что теория относительности Эйнштейна, превратив абсолютные ньютоновские пространство и время в относительные, а относительную скорость света в абсолютную, и сделав многое еще в этом роде, контрастно подчеркнула отсутствие у науки официального, писанного метода обоснования ее теорий и даже поставила под сомнение само существование такого метода в ней. Вообще-то такие сомнения (как и основания для них) были и высказывались разными философами и в эпоху не только до Эйнштейна, но и до Декарта (баловались этим еще древние греки). Но сомнения эти (в купе с самой наукой) были тогда не в фокусе общественного мнения. В период же бурного расцвета классического рационализма (он же период научно-технической революции) сама наука очень даже попала в этот фокус, а вот сомнения, наоборот, совсем растаяли среди самих ученых и в широком обществе, благодаря успехам науки и приятным плодам, приносимым ею. А вот теория относительности Эйнштейна вновь пробудила эти сомнения, причем не только среди "отдельно взятых" философов, но и в широких массах. Сначала, впрочем, эта волна прокатилась именно среди философов, породив целый ряд философий, начиная с философского релятивизма и кончая множеством пост позитивистских теорий, релятивизирующих науку (а заодно и мораль) и утверждающих в общем, что никакой такой разницы между наукой и не наукой нет. Вот как, например, пишет по этому поводу Файерабенд:
"Не существует никакого научного метода; не имеется никакой простой процедуры или множества правил, которые лежат в основе какого-нибудь исследования и гарантируют, что оно является научным и тем самым заслуживает доверия."
(Feyerabend P. "Science in free society", London-NY, 1978)
И на сей раз ни представителям самой науки, ни философам, защищающим ее "особый эпистемологический статус", т.е. ее внятную отличимость от не науки, не удалось уговорить "широкие массы трудящихся", что абсолютное время - это наука и относительное - тоже наука, а вот астрология - не наука. Потому что не был дан четкий ответ на вопрос "а почему?" А почему тогда астрология - не наука и где, вообще, "кончается полиция и начинается Беня Крик"? В результате, как говорят некоторые, началось новое средневековье и буйным цветом расцвели не только недобитая в свое время астрология, но и всевозможные парапсихологии, оккультные и парануки и вообще черт знает что. В Киеве, например, в начале девяностых, три чудака, из которых лишь один с высшим образованием, а два других и писать грамотно не умеют, создали Международную Академию Космософии и в своих "трудах" (толстенных томах, на издание которых выудили у каких-то дураков в то голодное время денежки) писали, что Киев - это незакрытый пуп Земли, через который бьет столб космической энергии и информации и они к этому столбу подключились и могут подключать других желающих (за соответствующую мзду, естественно). Вот в этой мутной воде как раз и возникли идеальные условия для создания культов с "научной основой", чем и воспользовались Роны Хаббарды и киевские космософы, каждый в меру своего таланта и с успехом по этой мере (о космософах все давно уже забыли).
Но успеху культовиков с "научным обоснованием" способствует также то, что Церковь изначально, а особенно в средние века, занимала в отношении науки враждебную позицию и много потеряла на этом в период бурного торжества и расцвета рациональной науки. Представители науки в этот период также были не слишком объективны к Библии и ее Учению, о чем я уже писал в первой части. Сегодня обе стороны ищут примирения, но путь этот далеко еще не пройден. Оставим в стороне пока науку. Что касается Церкви, включая практически все ее традиционные конфессии, то ее отношение к науке сегодня достаточно амбивалентно. С одной стороны сегодня, конечно, не сжигают на кострах и не предают анафеме ученых, утверждающих, что земля вертится или еще чего-нибудь, не соответствующее Писанию по мнению святых отцов. Мало того, есть попытки записать бурный расцвет рациональной науки в Европе именно на счет Христианства, которое, в отличие от других религий, разрешило свободу мысли и содержит зародыши рационализма в самом своем Учении. Малая доля истины в этом есть, но гораздо большая - лицемерия. Тем большего лицемерия, что с другой стороны и сегодня богословы традиционных конфессий ведут яростные и нечестные атаки на ту же, скажем, теорию эволюции. Атаки ведутся с использованием незавершенности эволюционной теории и новейших открытий астрофизики, которые еще не достаточно осмыслены в самой астрофизике. Главный недостаток, а точнее, нечестность этой, так называемой "креационистской" позиции в том, что креационисты, критикуя, и иногда вполне справедливо, недостатки конкретных эволюционистских теорий, отвлекаются от того, что эволюционисты постоянно совершенствуют свои теории.