В честь успехов, достигнутых русской армией в венгерскую кампанию, была отчеканена медаль с девизом: «С нами Бог». А.С. Меншиков предложил наградить австрийцев — вероломных союзников России медалями с девизом: «Бог с вами». А гвардейцев, которые не участвовали в сражениях, поскольку окончание кампании застало их на марше в Польше, предложил наградить медалями с девизом: «Туда и обратно».
Фома Аквинский был принят Папой Иннокентием III в тот момент, когда в Папских покоях пересчитывали огромную сумму денег.
— Ты видишь, Фома, что мы не имеем ныне нужды говорить то, что говорили прежде, — обратился Папа к реформатору христианского вероучения.
Лорду Дерби, который был знатоком и ценителем вин, да к тому же еще и страдал подагрой, однажды прислали в подарок партию вина с запиской следующего содержания: «Лорд, если вы будете пить это вино, то избавитесь от подагры». Попробовав вино, лорд Дерби возвратил подарок с припиской: «Предпочитаю подагру».
Кардинал Бокко ди Порко, в миру Франческо Альбесколо делла Ровере, имел обыкновение обедать за столом, накрытым рыболовной сетью, демонстрировавшей смирение кардинала и напоминавшей о профессии его отца. После своего избрания на Папский престол, сеть на столе теперь уже Папы Сикста IV больше не появлялась.
На вопрос по этому поводу Папа заметил:
— Нужды в сети больше нет, ведь рыба уже поймана.
Соискатель доходного места предложил герцогу Мальборо, известному своей алчностью:
— Герцог, если я получу это место, то уплачу вам 1000 гиней и не пророню об этом ни слова.
— Лучше давайте 2000 гиней и говорите об этом кому угодно, — предложил герцог.
Квакер Пен, религиозный деятель, не признававший этикета, не снял шляпу при появлении короля Карла II. Толпа замерла в ожидании реакции на эту вызывающую неучтивость и вопиющее нарушение этикета. Карл, между тем, заметив выходку своего строптивого подданного, обнажил голову со словами:
— Там, где находится король, обыкновенно в шляпе бывает один из присутствующих.
Плененный французский генерал Жан Серюрье с досадой произнес, вручая свою шпагу Суворову:
— Атака ваша была построена на недопустимом в военном искусстве риске!
— Что поделаешь, вот так мы русские и воюем, а я еще из лучших, — согласился Суворов.
Когда Эдисона спросили:
— Нужно ли установить громоотвод на возводимом храме?
— Конечно, нужно. Провидение бывает иной раз очень рассеянным, — посоветовал изобретатель.
Марсельцы говорят: если бы в Париже была улица Каннебьер, то Париж был бы маленьким Марселем.
Знакомый, навестивший Гете, был встречен вопросом:
— Что вы думаете об этом великом событии?
— Это вполне закономерный итог правления Карла X и его бездарных министров.
— Я имел в виду не французскую революцию, а открытый разрыв между членами Французской академии Кювье и Сэнт-Илэром на почве разногласий по теории развития видов, — уточнил просвещенный поэт.
Появление Кромвеля в Лондоне после победы в гражданской войне было встречено огромной ликующей толпой. Один из сторонников главнокомандующего республиканской армии не смог сдержать восхищения по этому поводу.
— Их было бы еще больше, если бы меня вели на виселицу, — заметил Кромвель.
Английской королеве Елизавете II ради курьеза показали фальшивый соверен, отличающийся от подлинника тем, что не только на аверсе, но и на реверсе монеты фальшивомонетчики отчеканили профиль Елизаветы.
— Таких джентльменов, как эти фальшивомонетчики, осталось очень мало, — заметила королева.
После того, как Фридриху — Вильгельму I c трудом растолковали учение Христиана Вольфа о свободе воли, король приказал выдворить философа за пределы Пруссии, поскольку тот, как уразумел король, оправдывает… дезертирство.
Английская королева Виктория пришла в восторг от «Алисы в стране чудес» Л. Кэррола и пожелала прочесть все, что вышло из-под пера полюбившегося ей писателя. Каково же было ее удивление, когда ей принесли стопку … трактатов по геометрии.
Про теолога-францисканца Иоанна Дунса Скотта, жившего в XIV веке, говорили:
— Он знал таинства веры так, что в них почти не верил.
Р. Декарт часто слышал от своего брата упрек:
— Недостойно брату парламентского советника унижаться до того, чтобы быть математиком.
Единственный университетский диспут, высочайше разрешенный Фридрихом — Вильгельмом I, проходил под девизом, сформулированным самим императором: «Все ученые — болтуны и балбесы». А о Лейбнице император отозвался так: