Выбрать главу

И спокойный голос в голове перед тем, как свет в глазах погас.

«Эволюция началась».

Глава 2

Рождение происходило в темноте и холоде, через боль и удушье, через исцарапанное в кровь горло, которое не могло издать крик и вдохнуть для этого воздух. Пока, наконец, тело не согнулось в диком спазме, выкашляв комок грязи, и схлопнутые легкие получили свой кислород. С сипением и хрипом, малыми глотками, я вновь учился дышать, прижимая колени к груди руками и содрогаясь от озноба. Вязкая взвесь закрывала нос и норовила залезть в рот — я ощущал ее языком и выталкивал из себя. Руки чувствовали на коже тонкую скользкую пленку, бок и ноги царапало что-то шероховатое и ледяное, а в левом виске отдавало болью от пульса. Я отвел правую руку и дрожащими пальцами провел по лицу, чувствуя, как поддается и сдвигается с кожи толстый слой грязи. Стало светлее.

«Не ослеп» — пронеслось с весельем висельника в голове. — «Живой» — накатила куда более серьезная мысль, сопровожденная крупной дрожью.

— Х-холодно… — было первое слово, произнесенное хриплым, почти незнакомым голосом.

Пересохшее горло недовольно сглотнуло, отозвавшись вспышкой знакомой боли, и потребовало пить.

«Надо вставать».

Руки зашарили по сторонам, но быстро уперлись пальцами в шершавый и податливый металл вокруг — а осторожно проведя вверх и в сторону, обнаружили тонкую и острую кайму…

«Ванна была эмалированной…» — пришла тягучая мысль, отозвавшись болью в виске. — «Эмаль сожрало… И металл тоже поело…»

Двигаться не глядя, рискуя пропороть себе бок о ржавчину — такая себе идея.

Я попытался аккуратно освободить кожу вокруг глаз, цепляя ногтями корочку подсохшей дряни. Ресницы отпускало неохотно — в конце концов, прошипев от боли, я все-таки смог открыть веки.

Сверху нависал знакомый потолок ванной — серый, заросший мелкой паутиной, трепыхавшейся под сквозняком. Удивительно красивой паутины, видимой невероятно четко — до каждой нитки и сопряжения, до каждой пылинки.

Если бы в теле были слезы, я бы расплакался от счастья. Я медленно изучал каждую трещинку в штукатурке, каждую деталь и уголок, и эту забавную надпись над крошечным домашним паучком-мухоловом. Приятным зеленым цветом.

— Что за?.. — Дернулся я от удивления, и остатки ванны подо мной со скрежетом развалились на три части, словно того и ждали — будто отживший свою функцию кокон.

Я проморгался, тут же зашипев от жжения, когда грязь попала под веки, и еле удержался от того, чтобы потереть глазами руками. Посмотрел вбок, затем снова в угол — вот он, паучок, виден отчетливо. Только никакой надписи нет. Крыша едет…

Кое-как оперся на локтях, согнул ноги и перенес их вбок, на плитку вне ржавого остова ванны, собрав пятками кучу пыли. Некоторое время недоуменно смотрел на запыленный пол — это какой ветер был, если с улицы успело нанести… Посмотрел наверх — мутное окошко под потолком стояло приоткрытым, и свежий воздух холодил кожу до зябкости и дрожи.

Впрочем — еще раз оглядел я ржавый остов ванны, вообще не понятно, что тут происходило и как долго… Что-то я не вижу вокруг всего того, что накидал в воду — только черноватая липкая жижа на дне и на коже. Даже одежду — и ту сожрало… Кроссовки, кроссовки я ведь скинул! Дернувшись вбок, увидел свои «Найки» серыми от пыли.

Переждав судорогу в ноге и еле не навернувшись обратно, смог подняться и вдеть ноги в обувь — стало гораздо теплее, как-то увереннее и спокойнее. Только за стену от накатившей слабости все равно пришлось подержаться — или это потому, что все вокруг такое непривычно детализированное и яркое, аж голова закружилась…

Нет, но глаза мне починило знатно… Только, дебила кусок, надо было просить плазму из рук, вечную жизнь или пуленепробиваемую кожу. Вот же…

«Хрен с ним, разберемся», — повел я головой, привыкая к четкой картинке. Наверное, круто так жить всю жизнь. Ладно, еще насмотрюсь.

Я доковылял до раковины с зеркалом — видок, конечно, словно из земли выкопали — весь грязный и тощий, будто год еду не видел. Провел длинными ногтями по ершику коротких волос — будто прежняя прическа растворилась, и волосы выросли вновь… Ресниц почти нет — вырвал, когда убирал грязь. А в остальном — те же зеленые глаза и высокий лоб, унаследованные от матери, прямой нос и острые скулы от отца. Кожа у глаз все еще оставалась под слоем зеленоватой патины, которую немедленно захотелось стереть.

Крутанул вентили холодной и горячей воды — в трубе слабо загудело и выплюнуло затхлым воздухом. Вот же, а…