— До магазина и обратно, полчаса, — отчетливо произнес я на камеру в коридоре.
У шефа квартира наверху, куда заведено изображение с системы видеонаблюдения внутри здания и снаружи. Сам я у него внутри не был — просто знал, что если подойдет важный клиент, шеф отопрет двери, спустится и примет заказ.
На улице начинался ветер — забор шумел железными стыками, уложенными внахлест. Редкие темные облака, собиравшиеся с утра над районом, сносило вглубь континента, обещая еще неделю относительно ясной и теплой погоды. Ну или придет шторм и посрывает все крыши ко всем демонам — тут не угадать…
Набросив капюшон, отпер калитку, обернулся по сторонам и быстрым шагом махнул к небольшому магазинчику на углу двух улиц в паре сотен метров. Там, в переделанном из жилого апартамента помещении, держал минимаркет и кафешку, впихнутые в сорок квадратов площади, неунывающий индус Раджеш. Где-то там впереди ждала его Большая Американская Мечта, на пути к которой он жарил сосиски на самодельном мангале и огне из баллонов, разливал кофе три-в-одном и зорко приглядывал за воришками, юркающими между узко расставленными полками со всякой всячиной — от продуктов питания до стиральных порошков. Тоже — уважаемый человек, хоть и не местный. Грабили его всего пару раз, да и то в самом начале — потом нашлась толковая крыша, выставившая скучающего бугая на улице. Мелких воришек тот не ловил — даже на возмущенные крики Раджеша не реагировал, но люди со стволами и острой потребностью в наличных к нему больше не заходили.
Я прошел уже половину пути, надвинув капюшон поплотнее, когда ощутил быстрое движение в свою сторону. Резко сбив шаг, отступил назад и повернул корпус, чуть пружиня ногами.
И немедленно подхватил радостно взвизгнувшую Лин на руки, закружив вокруг себя.
Так-то Лин зовут чуть иначе — там штук десять мексиканских имен подряд, которые все равно никто не запоминает, кроме близкой родни.
— Хорошо, что тебя встретила! — Наградила та торопливым поцелуем за реакцию, освободилась от рук, опасливо посмотрев по сторонам.
Чужого счастья тут не сильно любят. Особенно, если парень под капюшоном белый, а девчонка смуглая — не то чтобы это было запрещено. Была бы темнокожей — тогда да, проблемы. Но конкретно тут, в общем-то, всегда проблемы, как и должны быть, если симпатичная латинос встречается с очкариком. Ее землякам, которым отказали, обидно за родину. Всем остальным тупо хочется забрать красивое себе.
Поэтому «красивое» было одето сегодня в мешковатый худи, из-под капюшона которого выбилась темная прядь, и спортивные брюки с кроссовками. Симпатичную попку такое не скроет — но если не вилять и не выпячивать и ходить с подругами… Вон, кстати, они — еще трое остановились на углу дома, откуда эта сумасшедшая выбежала.
— Что опять?
Вечно она. Эмоций вагон.
— Письмо пришло! — Выпалила она. — Из Калифорнийского!
— Университет Сан-Диего?
— Беркли! — Ликующе произнесла девчонка, чуть вновь не повиснув на шее.
— Где? — Придержав, заинтересовался я, оглядывая ее руки.
— Во внутреннем кармане, — шикнула Лин. — Я сумасшедшая, в руках держать? Пойдем. Ты нужен. — Потянула она за руку.
В сторону моей, в общем-то, квартиры.
— А эти?
— Нафиг их, — отмахнулась она в сторону девчонок, и те понятливо кивнули, оставшись на месте.
Лин в авторитете. В ее семье сидят батя и старший брат, а средний держит бегунков с травкой и, придет время, тоже займет место на нарах в «Лос Аламос». Но там еще два младших брата, куча кузенов и прочей родни, так что семейное дело вряд ли прервется.
Из такого «авторитета» Лин следовало другое, что и привело к нашим, со стороны, не совсем понятным взаимоотношениям. Дочка наркоторговца из семьи наркоторговцев не нужна была ни в одном колледже.
А Лин хотела вырваться из этого болота, окружавшего нас, в котором вязли целые поколения местных жителей. Ее вообще не радовала судьба молодой жены для кого-нибудь из картеля, которая будет рожать пассажиров для федеральных тюрем. Причем, рожать постоянно — у латиносов большие семьи норма — к концу жизни становясь жирной, стервозной и недовольной толстухой, вынужденной терпеть измены мужа, или ждать его из тюрьмы. Это слова самой Лин, которой тоже иногда хочется выговориться и сказать, как ей страшно.
Есть еще один момент — даже если какой-то университет согласился бы закрыть глаза на двух судимых родичей, угрозу торговли наркотой в кампусах и репутационные риски, если это все вскроется, у Лин просто не было денег.