В общем, пока Лин готовилась, принялся разворачивать черные пакеты из рулона и сгребать все, что валялось под ногами.
Девчонка опасливо посмотрела на меня и свои шмотки, но вздохнула и спорить не стала — среди такого хлама не поснимаешь: бардак все равно будет виден в отражении шкафа.
Справились почти синхронно — я выставил объемистые пакеты к двери, чтобы не лезли в кадр. А Лин, прикрыв коленки юбкой, пай-девочкой присела на краешек кресла с плотным и солидным конвертом в руках.
— Мотор, начали, — зафиксировав сотовый на стойке, я одобряюще улыбнулся девчонке.
С уверенным видом и скромной улыбкой, Лин аккуратно потянулась к шву на конверте.
— Лин! Блестки на ногтях! — Чертыхнулся я, увидев красоту на ее пальцах.
— Дерьмо. — Нервно дрогнула девчонка, отложила конверт и рванула к зеркалу — отмывать спецсредством.
Потому что у хорошей девочки не может быть на ногтях черных бесят с красными рожками, искусно нарисованных мастером.
Еще раз оглядел подругу — лиф не просвечивает, соски не топорщатся под тканью, кружевное бесстыдство под юбкой никому не видно. Серьги — сняты. Нормально.
— Второй дубль, — постарался я подбодрить.
Но Лин уже нервно потряхивало. Четыре отказа. Ну же.
Девчонка взяла себя в руки, приосанилась, мягко улыбнулась и уверенным движением вскрыла конверт. Достала содержимое, скромно наклонив голову над текстом, и вчиталась.
— Сука.
Лин дрогнула, отпустила бумаги, и те свободно упали на пол. Девушка закрыла лицо ладонями и повторила слово.
Я молча подошел, посмотрел на письмо сверху вниз и даже особо не вчитываясь увидел стандартную форму отказа. Сожалеем, желаем удачи где-нибудь еще.
Отошел к окну, сел за стол.
— Лин, должны прийти еще три письма. — Не выдержав, заикнулся я.
— С отказами⁈ — Поднялось на меня искаженное гримасой злости лицо.
Вот дерьмо. Лучше бы молчал. Я отвернулся к мутному окну, разглядывая небо за ржавеющей решеткой — отмыть бы, да рама заколочена наглухо.
— Что морду воротишь, инвалид гребанный⁈ Тебе-то все легко далось!
Интересно, что именно легко?
— А ты кислоту себе в глаза залей. — Посоветовал я доброжелательным тоном.
— Что-о⁈ Да ты на кого пасть открыл⁈ Да ты, сынок мента! А я ведь никому не рассказала! Молись теперь, с-сучонок.
— Шмотки свои не забудь.
Громко хлопнула дверь, отозвавшись дребезгом стекол.
— Пошел ты! — прогремело эхом через тонкие стены.
А быстрые шаги по лестнице были слышны еще пару лестничных пролетов. Цокают-то как — только не пластиковыми каблуками, какие положено девочке, а острыми стальными накладками.
Обернулся — ну хоть сумки со своим хламом забрала. Ноут тоже успела захватить — значит, действительно, все. И хоть мы должны были расстаться, но ощущение все равно такое-себе…
Дошел до двери, щелкнул замком. Уселся за своим ноутбуком, пощелкал по пробелу, заставляя вентиляторы зажужжать, а экран включиться.
Хотелось посмотреть что-нибудь бездумное и тупое, что крутят на ТиВи, чтобы вырубить все мысли. Впервые пожалел, что нет кабельного. Впрочем, есть замена.
Зашел на стрим-платформу, кликнул в раздел «живое общение». На первом месте по зрителям крутилось какое-то самопальное ток-шоу — двенадцать тысяч онлайн смотрят. Хрен с ним, вещайте.
Кликнув на картину-превью, я откинулся на кресле.
На широком диване расположились трое фриков в цветастых рубашках, шортах-гавайках и увесистых белых кроссовках, в которых ни убежать, ни пнуть нормально.
Не в пример им, гость небольшой студии, расположившийся в кресле, смотрелся серьезно и уверенно — эдакий адвокат, пришедший отмазывать этих придурков от пакетика кокса в кармане.
Сама сцена — то ли в подвале, то ли в комнатке дешевого мотеля, то ли вообще у кого-то из этих троих в гараже. Под ногами заметны брошенные провода, а петлицы микрофонов иногда ерзали по костюму гостя, вызывая невольные болезненное выражение лица ведущего — а затем и недоумение оттого, что звук шел отличный и без помех. Даже лучше, чем от них самих.