Это были уродливые слоноподобные животные. Но они не происходили от коз или свиней. Под тяжёлыми надбровными дугами у них были глаза, направленные вперёд — крупные тёмные глаза, которые глядели на мир в смятении и испуге. Они ходили на четвереньках, но опирались на суставы подогнутых пальцев, в позе, которая когда-то называлось хождением на костяшках.
Как и у Памяти, их предки когда-то были людьми.
Память ждала, когда большие тупые животные начали пить, толкаясь и ворча; их уши растопырились в стороны в остывающем послеполуденном воздухе. Потом она уползла прочь.
Потребовались миллионы лет, чтобы завершилось великое возвращение жизни на свои позиции.
Сейчас к северу от тропического леса, где жила Память, через всю Землю протянулась обширная полоса лесов и лугов умеренного климатического пояса, простирающаяся от Европо-Африки через всю Азию до Северной Америки. Здесь кролики других типов щипали свежую листву, а существа вроде ежей и свиней кормились в подлеске. На деревьях обитали птицы и белки, и ещё великое множество летучих мышей. Эта разнообразная группа млекопитающих продолжила размножаться и наращивать своё многообразие, и теперь появились отдельные ночные летуны, которые полностью утратили глаза, и другие, которые научились конкурировать с птицами за более богатую дневную добычу.
Дальше к северу росли хвойные леса — вечнозелёные деревья, хвоя которых всегда была готова воспользоваться скудным пайком солнечного света. Летом листоядные животные питались молодыми побегами и хвоей, а всю остальную часть года — корой, мхом и лишайником. Многие из них были козами. Особенно обычными были гадрозавроподобные утконосые формы. Хищниками, охотившимися на них, были вездесущие мыши и крысы, но существовали также плотоядные белки и огромные хищные птицы, которые, казалось, пробовали подражать птерозаврам из богатых кислородом небес мелового периода.
На северных окраинах континентов образовался пояс тундры. Здесь потомки свиней и коз летом щипали скудную листву и сбивались вместе, чтобы пережить зиму. Подобно исчезнувшим мамонтам, некоторые из этих существ вырастали до огромных размеров, чтобы лучше сохранять своё тепло, пока не превратились в большие круглые глыбы живой плоти. В тундре хищные крысы превратили свои резцы в огромные острые инструменты, позволяющие лучше пронзать эти толстые слои меха и жира. Они выглядели чем-то вроде саблезубых кошек более ранних эпох. Существовали даже популяции перелётных летучих мышей, которые научились кормиться в обширных роях насекомых, которые выводились во время краткой весны в тундре.
Конечно же, ни один из этих новых видов никогда не носил названия, присвоенного человеком.
У этого последнего восстановления многообразия жизни было одно ключевое отличие по сравнению с прошлым разом, после серьёзного урона, нанесённого ей после Чиксулуба. В процессе эволюции грызуны появились лишь примерно через десять миллионов лет после удара кометы. На сей раз, однако, когда настало время восстановления, грызуны уже были повсюду.
Грызуны были серьёзными конкурентами. Они рождались с резцами, готовыми грызть. Эти огромные зубы запустили глубокие корни вглубь сильных челюстей: когда-то крысам удавалось прогрызать бетон. Их зубы позволяли им поедать пищу, достаточно твёрдую и жёсткую, чтобы она оказалась недоступной другим млекопитающим. Но ещё более существенной была способность грызунов размножаться и приспосабливаться. Грызуны жили быстро и размножались уже в молодом возрасте. Даже среди гигантских видов вроде крысо-гепардов у самок был короткий срок беременности, и они приносили большой выводок. Многие из этого молодняка умерли бы, но каждый из тех мёртвых детёнышей был расходным материалом для неустанно действующих процессов адаптации и отбора.
Обнаружив пустые места, нуждающиеся в заполнении, грызуны быстро эволюционировали. В процессе великого восстановления после исчезновения человека грызуны были бесспорными победителями. На данный момент, по крайней мере, применительно к ситуации на суше, Землю можно было описать как крысиное царство.
Всё это оставляло потомкам людей мало места для жизни.
Окружённые толпами всё более и более свирепых и уверенных в себе грызунов, послелюди отказались от стратегии превосходства в интеллекте, которая принесла им столько успеха и столько бедствий. Они отступили, выбирая себе ниши, служащие естественной защитой, и пассивные жизненные стратегии. Некоторые стали маленькими, робкими, быстро размножающимися бегунами. Они жили, как вредители. Некоторые даже зарылись в землю. Народ Памяти вернулся на деревья своих предков, но теперь крысы вторгались даже в это древнее убежище.
Слоноподобные люди попробовали другой подход к решению проблемы: они стали настолько громадными, что были защищены просто своим чудовищным размером. Но это было не совсем успешной стратегией. Можно было бы подумать, что так произошло из-за строения их задних конечностей — как у газели. Слоны не могли очень быстро бегать, но они в этом и не нуждались: в их времена не существовало таких хищников, которые могли добыть доросшее до своего полного размера хоботное. Столкнувшись с силой семей хищных грызунов, слоноподобные послелюди должны были сохранять способность бегать.
Но даже этого было недостаточно.
Мыше-рапторы были социальными существами. Их общительность имела глубокие корни, уходящие в прошлое — к структуре колоний сурков и луговых собачек, которые жили в иерархических «городках», насчитывающих миллионы зверей. Они разведывали местность, отыскивая добычу или воду. Они выставляли часовых, чтобы охранять друг друга. Они охотились совместно. Они общались друг с другом: взрослые непрерывно общались друг с другом криками, визгом и барабанной дробью мощных хвостов, которые посылали по земле далеко распространяющиеся вибрации.
Если взглянуть на это с позиции послелюдей, то общительность этих рапторов всего лишь сделала их слишком успешными в роли хищников. Численность крупных травоядных устойчиво снижалась.
Но это было плохо также и для рапторов. И потому однажды возник своего рода симбиоз между слоноподобными и мыше-рапторами. Мыше-рапторы научились защищать стада тупоголовых слоноподобных людей. Их присутствие могло держать на почтительном расстоянии прочих хищников. Своим поведением и сигналами они умели предупреждать слоноподобных о других опасностях вроде пожаров. Они даже умели водить их к воде и на хорошие пастбища.
Всё, о на что рапторы рассчитывали взамен — только лишь получить свою долю мяса.
Слоноподобные пассивно приняли всё это. У них не было никакого выбора. И в течение достаточно долгого времени отбор работал над обликом слоноподобных, приспосабливая их к новым условиям. Если рапторы отгоняли от тебя других хищников, то зачем быть быстрым? А если они думали за тебя, то зачем быть умным?
Пока тела этих людей наращивали массу, их мозги усыхали, сбрасывая с себя бремя мышления. Они походили на домашних кур, чьи мозги были принесены в жертву, чтобы кишки были длиннее, а пищеварительная система работала эффективнее. Всё было не так уж и плохо, если привыкнуть к этому. Под бессознательным руководством мыше-рапторов их численность даже увеличилась. Всё было не так уж и плохо, если просто отвернуться, когда будут забивать твою мать, сестру или ребёнка.
Не такая уж это и плохая жизнь — быть домашним скотом у грызунов.
Свет в небе начал меркнуть. Поэтому Память нашла другие заросли акаций и осторожно забралась на ветки самого высокого дерева. Это нужно было сделать. По крайней мере, она оказалась над землёй.
Когда свет угас, появились звёзды — но небо было переполнено ими.
Сейчас Солнце во время своих бесконечных странствий по Галактике проходило сквозь сгусток межзвёздной пыли и газа, сгусток достаточно большой, чтобы простираться на целые световые годы. Человеческие астрономы видели начало этого процесса. Это был край гигантского газового пузыря, раздутого древним взрывом сверхновой звезды, а в его сердце находилась область, где рождались звёзды. И потому новое небо было великолепным, полным ярких, горячих новых звёзд.