Очень часто этот период историки рассматривают как единственное светлое пятно в темной истории колониализма, первый шаг к провозглашению прав человека и появлению более ответственных покупателей. В действительности же после отмены работорговли в 1833 году в нравственном плане был сделан шаг назад. Аболиционисты продолжали подавать национальные петиции. На Лондонской конференции в 1854 году они призвали всех присутствующих отказаться от покупки хлопка, риса и табака, выращенных трудом рабов, однако европейские потребители никак не отреагировали. Потребители в самой империи также не объединились для объявления бойкота дешевому сахару, кофе и какао, которые производили рабы других стран. Вместо этого они, вспомнив в 1900 году о нравственной силе своего кошелька, решили помогать работницам местных спичечных фабрик, страдающим от тяжелых условий труда. Когда в 1904–1909 годах средства массовой информации стали активно писать о том, что британская компания Cadbury использует труд рабов в Сан-Томе и Принсипи, португальских островах в Гвинейском заливе, реакции британских потребителей не последовало, они продолжали попивать свое какао, невзирая ни на что[288]. Противники принудительного труда и промышленники сходились в одном: бороться со злоупотреблениями должны компании, а не потребитель. Попытки квакеров призвать потребителей к бойкоту ни к чему не привели. В итоге потребительскому бойкоту нашли новое применение в качестве политического оружия: накануне Первой мировой войны он из инструмента богатого меньшинства в метрополии, желающего избавиться от колониальных производителей, превратился в инструмент защиты угнетенных. Так, поляки в Восточной Пруссии отказывались делать покупки в немецких магазинах, а индийцы схожим образом противостояли британской оккупации в Бенгалии. Китайская диаспора использовала бойкоты по всей Азии, чтобы противостоять арестам и депортации китайских иммигрантов, которую осуществляли Соединенные Штаты.
Империализм привел к раздвоению личности у сообщества потребителей. Становясь хозяевами колоний, европейцы захватили контроль и в качестве потребителей, предоставив остальным второстепенные роли чернорабочих или крестьян. То, что европейцы осознали роль потребителя в экономике и в западном обществе родилась концепция «уровня жизни», – лишь одна половина истории, к которой мы еще вернемся. Теперь же мы должны посмотреть, как развивались события в колониях дальше, чтобы понять, почему африканский потребитель исчез с радаров подданных Британской империи.
Постепенный отказ от образа африканца как разборчивого потребителя стал результатом нескольких совпавших тенденций. Миссионеры были нетерпеливы: близилось второе пришествие Христа. Евангелисты мечтали о том, что в Африке сегодня-завтра появятся общества с развитыми торговыми отношениями. Однако в долине реки Нигер и других регионах внутри континента все было не так просто, как предполагали исследователи. Колонии в Западной Африке, в которых отменили рабство, превратились в эксперименты с осложнениями. Наряду с Индийским народным восстанием 1857 года проблемы в африканских колониях способствовали распространению сомнений, что людей с небелой кожей можно переделать на европейский манер. Более жестокий научный расизм начал сковывать сознание жителей империи.
Новое, более агрессивное отношение отчасти являлось реакцией на сложности, с которыми европейские торговцы и миссионеры столкнулись в Африке. Во второй половине XIX столетия торговля и потребление продолжали расти. В Западной Африке многие местные торговцы стали следовать евангелическим предписаниям. Они переключились с торговли рабами на торговлю пальмовым маслом, строили дома, обставляли их мебелью, вешали на стены картины и часы. Некий мистер Лосон, купец смешанного расового происхождения в Того, курил сигары, ел импортированный язык и очень гордился тем, что носит европейскую одежду, а дома у него стоит европейская мебель[289]. Потребление пробиралось все глубже и глубже внутрь континента. Джон Тобин, один из крупнейших британских импортеров пальмового масла, доложил в 1865 году парламентскому комитету, что «белые» привыкли «считать, что чернокожим людям подойдет товар любого качества», однако теперь народ в дельте реки Нигер «в состоянии отличить подлинник от подделки, как и любой гражданин Великобритании»[290]. В Восточной Африке караваны распространили европейские товары вплоть до подножия Килиманджаро. Крестьяне настаивали, чтобы им платили наличными. У каждого племени, отмечал один путешественник, «должна быть своя хлопковая одежда определенной расцветки, свой размер и цвет бус… Плохо, однако, что в Африке мода меняется так же быстро, как и в Англии»[291].
288
Henry Nevinson,
289
Adam Jones & Peter Sebald,
290
Цитата в: K. Onwuka Dike,