Его ум был сложным механизмом, который эволюционировал главным образом для того, чтобы справляться со сложными социальными ситуациями. И он обладал хорошим врождённым пониманием среды своего обитания. В его голове словно находилась база данных о ресурсах, которые были ему необходимы, чтобы оставаться в живых, и о том, где их можно было найти. Он даже хорошо умел рассчитывать маршруты движения и мог легко найти оптимальный кратчайший маршрут из одного места в другое. И именно осведомлённость о среде обитания заставляла его беспокоиться о сокращающейся площади участка леса.
Ему было слишком трудно сложить вместе все элементы мозаики: опасность, которую представляло уменьшение леса, и действия, которые он должен был проделать со своей стаей. Но опасность казалась ему совершенно реальной, и все инстинкты требовали, чтобы он уходил отсюда. Стая должна будет следовать за ним. Всё было очень просто; он сознавал это всеми фибрами души. Если бы они остались здесь, то наверняка бы умерли.
Так что он заревел, чтобы разогнать свою кровь, и устроил самую энергичную демонстрацию, на какую был способен. Он бегал среди своей стаи взад-вперёд, раздавая затрещины, удары кулаками и пинки. Он рвал с деревьев ветки и махал ими над головой, чтобы выглядеть ещё крупнее. Он качался и скакал по ветвям и стволам, сильно барабанил по земле, а затем — в качестве красивого завершающего жеста, чтобы закрепить свою вчерашнюю победу — он швырнул Булдыгана на землю и сунул свой морщинистый задний проход в лицо более молодого самца. Это было великолепное зрелище, столь же хорошее, как любое из тех, которые Капо часто устраивал, будучи значительно моложе. Самцы ухали, самки передёрнулись, детёныши кричали, а Капо позволил себе немного погордиться собственной работой.
Но затем он попытался увести их к краю леса. Он шёл задом наперёд, тряс ветки и бегал туда-сюда.
Они таращились на него. Внезапно он стал вести себя, словно покорный молодой самец. Поэтому ему опять пришлось применить демонстрацию, барабанную дробь, прыжки и крики — и снова вернуться к рутинному «следуй-за-мной».
Наконец, один из них пошёл. Это был Папоротник, худощавый молодой самец. Он сделал пару неуверенных шагов, опираясь на костяшки. Капо ответил ему бормотанием и бросился к Папоротнику, награждая его целым порывом интенсивного обыскивания. Теперь ещё больше сородичей вышло вперёд: Палец и ещё некоторые из молодых самцов, рассчитывая, что за это их обыщут. Но Капо заметил, что Булдыган тайком отвесил пинок в зад Папоротнику.
А потом, к большому облегчению Капо, пошла Листик со своим детёнышем на спине, чопорно делая большие шаги и опираясь на согнутые пальцы. Когда двинулась в путь эта самая старшая самка, за ней пошли и все остальные, в том числе Крикунья, почти половозрелая самка-подросток.
Но не все самки пошли за ним — и не все самцы. Булдыган остался позади, присев под деревом и демонстративно скрестив ноги под собой. Вокруг него собрались другие самцы. Капо устроил им неистовую демонстрацию. Но они присели поближе и обыскивали друг друга, словно Капо больше не существовало. Это был преднамеренный вызов. Если Капо хотел сохранить своё положение, то он оказывался перед необходимостью подавить этот мятеж в зародыше, даже если ему придётся осадить Булдыгана ещё раз.
Но, почти удивив самого себя, он не стал устраивать демонстрацию и остался на месте, тяжело дыша.
В глубине своего сердца он знал, что потерял их, что он слишком сильно отталкивал их от себя, что его стая дала трещину. Те, кто хотел следовать за ним, найдут вместе с ним свой путь к новой судьбе — той судьбе, которую он по-прежнему не мог себе представить. Те, кто оставался, остаются на свой страх и риск.
Он быстро поскакал прочь из лесной чащи навстречу свету дня, не оглядываясь — хотя он не смог устоять перед соблазном, и испустил прощальную струю жидких фекалий в сторону мятежников.
В итоге с ним осталась примерно половина самцов и гораздо больше самок. Сфера влияния Капо резко сократилась. А когда он шёл навстречу яркому свету равнины, он слышал возгласы и вой самцов. Уже начались сражения за установление новой иерархии.
На краю леса, на краю пустоты, Капо остановился.
Так же, как и вчера, гомфотерии объедали обломанные, полузатопленные деревья. К северу раскинулась поросшая травой равнина, тянущаяся до самого туманного горизонта, усеянная блестящими на солнце озёрами и болотами; словно тени, по ней двигались стада травоядных. К югу, с расстояния в километр или около того, земля поблёскивала белым, словно кость, цветом. Пересечь соляную корку было трудно. Но Капо смог разглядеть, как земля поднималась в сторону зелёного плато, где — как казалось его бедным глазам, приспособленным к фокусировке на небольшие расстояния в лесу — скалы были скрыты густым покровом из деревьев.